Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны
Шрифт:
Забиться бы сейчас под одеяло и молиться, молиться! Умолять о помощи и спасении кого-нибудь большого и сильного! Того, кто обязательно придет и спасет!
Отголоски детских страхов ожили. Говорят, дети чувствуют такое лучше взрослых. Дети и животные. Только им никто не верит. Эйде никогда не верили...
Жрец обернулся к ней - и она едва удержалась, чтобы не зажмуриться при виде кривого ножа. Конец!
Серп взлетел над головой... И остановился. Пустые рыбьи глаза уставились на Эйду. И ясно, почему...
Сейчас он вернет
Нет. Не обращая внимания, что жертва зряча, чернорясник затянул тягучее пение на неизвестном языке. И хор голосов подхватил мерзкий речитатив.
Что леденит кровь сильнее - древние, давно мертвые слова или нависший над шеей полумесяц? Кривая черная тень заслонила полпотолка... Перережут горло или вырвут сердце?!
Чтобы не видеть, Эйда вновь повернула пылающую голову набок. Другой черный истукан держит нож над Диего. Еще несколько полукругом бредут к алтарю. С факелами. И поют.
Если Творец смилостивится и умрут лишь двое из четверых - пусть среди выживших будет Мирабелла!
Глава пятая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Ровно пятьдесят семь шагов - Элгэ считала против собственной воли. Под треск багровых факелов и отчаянные попытки почувствовать то, что впереди...
На пятьдесят восьмом девушка заметила слабый отблеск и резко загасила факел.
Октавиан отстал от сообщницы лишь на миг. В последней искре погибающего огня мелькнуло бледное лицо, закушенные губы. Предаст или нет?
– Они здесь, - беззвучно шепнула илладийка.
И диверсанты вновь заскользили вперед. Точнее - зашуршали, затопали стадом южных элефантов. Затрещали весенними медведями по бурелому.
Элгэ расшумелась так, что не услышит лишь безнадежно глухой столетний дед. А Октавиан ломится еще громче!
Тридцать пять торопливых шагов - и ни звука впереди.
А потом донеслось едва слышное пение. Юный Мальзери в темноте сжал запястье подруги - правое, со шпагой. Целый миг (в него уложились три дружных шага в почти кромешном мраке) юноша был под угрозой удара кинжалом. Прежде чем отпустил руку Элгэ. И девушка поняла, что ему просто не по себе.
Заунывный вой на незнакомом языке (точно ли незнакомом?) холодит кровь в жилах и ей. Что-то здесь определенно не так с этим языком. А еще - с этими подземельями и мертвым городом!
Но Октавиан - просто испугался или понимает перевод? Уже не спросить. Время утекло сквозь пальцы...
– Ничего, - беззвучно шепнула девушка, приблизив губы к уху друга. В конце концов, она - старшая и должна быть смелее.
– Уже пришли.
Воистину, утешение из утешений!
Пение - всё громче. Как неотвратимые раскаты просыпающейся грозы. Гром уже есть, молнии - сейчас будут. Как и лесной пожар. Как раз посветлело. А вон и первый факел впереди...
Гроза - настоящая!
– это хорошо. Это -
– Готовься! Сейчас!
Элгэ угадала верно. То ли, как змея, почуяла человечье тепло, то ли агнцы Творца подсказали. Вместе с голубями.
Из-за поворота девушка осторожно выглянула сама. Октавиану не доверила.
Стражи застыли шагах в пятнадцати от незваных гостей. Открытые кирасы - бей не хочу в шеи. Умеет ли Октавиан метать кинжалы? Плох тот сын мидантийца, что не умеет. Мальзери положено мастерски владеть кинжалом, стилетом, ядом, удавкой. Как илладийцу - шпагой и дагой. На то они - Мальзери и илладийцы.
Шорох рядом - Октавиан тоже оценил врага. А все предыдущие шуршания и шебуршания существовали лишь в воображении Элгэ. Ей себя и напарника слышно, врагам - нет.
Диверсанты нырнули обратно. Илладийка ткнула кинжалом в точку на стене, указав на себя, потом - правее. И - кивок в сторону Октавиана. Его подбородок согласно мотнулся вниз.
Какие отчаянные у парня глаза! Больные.
Убивал ли он прежде? Не только в спину, вообще?
– Это - враги, - беззвучно прошептала Элгэ.
Юноша вновь кивнул. С тем же выражением глаз.
Больше нет времени. Если не убивал - убьет сейчас.
Два согласных шага. К повороту - как к обрыву в омут. И как в танце. Она обещала научить Октавиана илладийским танцам. А теперь им больше не танцевать обоим. Никогда.
Два взгляда. Коршуны выбирают добычу. Короткий свистящий полет. Только бы Октавиан не промахнулся!
Неловкое, подрубленное падение двух тел. Тоже танец. Левое - раньше, правое - следом.
Быстрее!
Бесшумно или гремя не хуже закованных мертвецов, Элгэ и Октавиан ринулись вперед. Забрать у трупа оружие - не мародерство.
Пистолеты. Очень хорошо! Просто отлично. Удастся подороже продать жизни.
Кирасы и каменный пол встретились - отнюдь не шелестом осенней листвы. Но не слышно ничьих шагов, кроме собственных. Будто Элгэ и Октавиан здесь одни. Только они и пение.
Нет, не так. Они и речитатив - заглушающий всё и вся...
И еще - нечто просыпается в глубине давно мертвого города. Город умер, а тварь - жива. И очень голодна. Она слишком давно голодала, чтобы теперь удовлетвориться жалкой подачкой...
Девушка бешено встряхнула головой. Лучше не думать, чьи это мысли!
Творец милосердный и всемогущий, откуда Элгэ, дочь Алехандро Илладийского, знает всё это? И зачем ей такое знание?! Лучше бы его не было! Вместе с тварью, что столько веков безопасно продрыхла в толще древнего храма!
Творец милосердный, а вдруг ты тоже спишь? Только тебя не удастся разбудить?
"Если поймешь, что я - уже не я..."
Солнечный диск холодит кожу. Творец спит. Если он вообще существует. Могущественное Зло есть однозначно, но это еще не значит, что в противовес обязательно найдется и Добро...