Изгои
Шрифт:
— Не ори на меня!
— А ты… ты… Ты слушай, что тебе говорят умные люди!
— Это ты-то умный?! Жалкий режиссеришка! Снимаешь дерьмовые сериалы, которые никто не смотрит!
— Дерьмовые? Да у «Хроник УГРО» на «Кинопоиске» рейтинг «7,5»!
— Угу, рейтинг, как бы не так! Ты думаешь, я не знаю, как все там устроено? Занесли кому надо бабла, вот и сразу рейтинг до небес!
— Гузя, давай не сейчас, прошу.
— А когда?! Ты мне уже какой месяц главную роль обещаешь!
— Гузя, если мы выберемся, я клятвенно обещаю, что в следующем сериале ты обязательно будешь главной героиней!
— Ребята, нам надо что-то делать, — дрожащим голосом напомнил Кабан, глядя на капот грузовика.
Туда как раз заскочили два тушканчика. Разъяренные, с окровавленными мордами, они начали отчаянно бить хвостами по лобовому стеклу.
— Не бойтесь, они не справятся с лобовухой, — авторитетно заявил Остап.
Но стоило ему это сказать, как один из розовых шипов с треском проделал дыру в стекле.
05. Крик банши
У Кабана имелись три сестры и брат. И когда все они собирались в одной комнате, стены буквально дрожали от ора. Нет, они не ругались и не ссорились. Близкие родственники просто не могли разговаривать тихо и спокойно. В семье Шпаликовых шумными, громкоголосыми и крикливыми были все. Прямо как итальянцы из кино. Особенно старшая из сестер, Люда. Она очень любила поплакать. Просто обожала! Рыдала по любому поводу. От горя, от счастья и просто так. Хлебом не корми, дай нюни распустить. Причем Люда словно бы очень хотела, чтоб о ее страданиях узнал весь свет, всегда оттягивалась на полную катушку. В семье ее прозвали «Ревушкой».
Кабан вообще-то обладал спокойным характером и просто нечеловеческой выдержкой, но уж если начинал волноваться, то делал это с размахом. Слезы, сопли, истошные вопли и чернейший пессимизм лились как из рога изобилия. Именно такая ситуация случилась сейчас. Совсем недавно Кабан был готов пожертвовать собой ради ближних, но сейчас его мешочек с храбростью оказался завязан тугим узлом. Он тщетно пытался распутать этот узел, но все без толку. И от этого Кабан становился все мрачнее и мрачнее.
— Мы умрем! Это конец! Мы умрем! Умрем! — запричитал он.
На капот взобрались уже восемь тушканчиков. А на лобовухе красовались три сквозных дыры.
Истерика Кабана на какое-то время перекрыла вопли Гюрзы. Но, не терпя конкуренции, она набрала воздуха и вновь заголосила так, что сотрясалась вся кабина.
— Возьмите себя в руки, все будет хорошо! Все обойдется, — пытался успокоить их Остап.
— Нет! Не обойдется! Мы все умрем! — не унимался один.
— Надо было спрятаться внутри контейнера! — вторила ему другая.
Остап положил руку
— Кабан, ну перестань, ты же такой храбрый!
— Да уж, храбрый! И скоро я буду мертвым храбрецом!
— Но ты же не побоялся пойти к контейнеру.
— А сейчас я боюсь!
— Володя, ты должен нас спасти, — всхлипывая, велела Гюрза.
— Но что я могу сделать?
— Заведи машину!
— Так ведь ключей нету.
— А ты сделай с проводками то, что с ними делают обычно в кино, когда нет ключей.
— Я так не умею.
— Да что ты вообще умеешь?! — она в бессилии махнула рукой и переключилась на Кабана: — А ты чего разнылся, тряпка? Сделай хоть что-нибудь!
Тот словно не слышал и продолжал, как заевшая пластинка:
— Мы все умрем! Нам конец! Как бестолково прошла жизнь!
— Ты тряпка! Тряпка!
— Заткнитесь оба! — рявкнул Остап. — У меня есть идея! Надо их отвлечь.
На несколько секунд установилась тишина, нарушаемая только звуками снаружи.
— Это как? — прервав истерику, спросил Кабан.
— Кто-то из нас резко выскочит и побежит, и уведет за собой этих тварей, а остальные заберутся на крышу контейнера, — обрисовал режиссер пришедшую ему в голову мизансцену.
Гюрза шмыгнула носом:
— Думаешь, сработает?
— Не знаю. Но за неимением других вариантов…
— Но они же догонят и сожрут.
— Если бежать быстро, то не догонят и не сожрут. Но надо решать скорее.
Тушканчиков на капоте прибавилось. Их было уже тринадцать. А лобовое стекло покрылось паутиной трещин.
— Я побегу, — решительно заявил Остап. — Я крепче вас, и вообще…
— Но, Володя, может быть, есть другой вариант…
— Нет никаких других вариантов. Ты — девушка, а Кабан слишком неповоротлив, он и стометровки не осилит.
— Володя!
— Да не Володя я! Я — Остап! Здесь я — Остап! Поняла?!
— Поняла. Ты сегодня сам на себя не похож.
— Да неужели?!
— Ну да. Ты сильно изменился, — в ее голосе появились нотки кокетства. — Стал таким… таким мужественным.
— Еще бы! Мы попали на неизвестную планету, нас чуть не сожрал зомби, а сейчас нас атакует стая тушканчиков-людоедов. Тут поневоле изменишься!
— Вот бы ты и на работе был таким.
— В смысле?
— Ну, я помню, Угольников как-то на совещании на тебя так орал, а ты ничего ему не возражал и выглядел таким жалким…
Остап зло сверкнул глазами:
— Умеешь ты испортить момент!
— А что, разве не так было?
— Так, давайте о важном! — решительно сказал режиссер. — Слушайте меня. Ты, Гузя, сейчас перелезаешь на колени к Кабану…