Изгоняющий бесов. Трилогия
Шрифт:
Пока они трепались, мой мозг лихорадочно обрабатывал все возможные варианты развития событий. Да, я не был вооружён, да, мой единственный настоящий друг в серьёзной опасности, да, промедление смерти подобно, как обычно говорится в похожих случаях.
Выход оставался один.
— А пошли вы все в…….сы….тые….й….уью….ны, та… и на…, с развороту по самые…! Мне повторить ещё раз, для особо глухих?
Ровно полторы секунды после матерного обложения бесы традиционно пребывают в прострации, именуемой «шок» или «охренение». Мне хватило этого времени, чтобы, бросившись
— Ну чё, тады кирдык обоим, — резюмировал какой-то явно неместный кривоногий бесёнок, мгновенно увеличиваясь до моего роста.
Ещё шестеро рогатых последовали его примеру, окружая нас. Остальная кодла выше метра не росла, но, как вы догадались, для раскатывания нас двоих тонким слоем по снегу их по-любому было более чем достаточно.
Звать на помощь некого, отец Пафнутий спит до семи утра и всегда встаёт сам, минута в минуту, без будильника, военная косточка. Но до этих самых семи часов на нём можно гвозди выпрямлять или узоры выжигать с тиснением на коже — нипочём не встанет.
Красавчик Анчутка если и услышит шум драки, то всё равно против своих не пойдёт, он сам предупреждал. Есть робкая надежда, что добрая и заботливая Марта каким-то образом всё узнает, а потом быстренько пришлёт нам на помощь того мушкетёрского бесогона из Питера, или хотя бы двух ребят в форме НКВД, или…
— За ВДВ? — тихо предложил мой храбрый пёс.
— За тебя, — сурово кивнул я и, размахнувшись, со всей дури рявкнул: — Это моя собака! Поубиваю на хрен, фашисты сутулые!
Первый же бес, принявший это за шутку, получил деревянной лопатой по морде так, что и то и другое треснуло. После чего они с воем пошли в атаку. Держитесь, гады! Но тут…
— Что за шухер на моей хате, обурели, амигос? — Мягкий, вкрадчивый и даже чуточку изумлённый голос безрогого красавчика мгновенно остановил нападающих.
Бесы замерли, оскалив нечищеные зубы и выставив грязные когти без маникюра. За баню вальяжной походкой шагнул Анчутка.
— Миль пардон, панове! Екскьюз муа, товарищи! Дас ист майне шульд, господа хорошие! Я дико извиняюсь, но чем это вы тут намерены заняться на моей территории?
— Бесогонов бить будем, — храбро пискнул какой-то не очень умный бес, тут же получивший с разворота кулаком в ухо.
— Повторю для тупых, невнимательных и необразованных. Камрады, это моя земля, мой хауз, мои людишки и скотина домашняя тоже моя. Кто тут смеет, не спросясь, хайло разевать?
— Это ж… Тео и Гесс, известные бесобои, — отступив на шаг, оправилось рогатое воинство. — Полчаса до рассвета, имеем полное право, чё такого-то, ась?
— Хренась! — грозно взвился Анчутка, расправляя плечи, в такой ярости я его ещё никогда не видел. — Это моё! Моё, а не чьё-то, не ваше, не по приколу, не по римскому праву, не по декларации США, уно кретино мамо идиото?! Моё!!!
После чего началась драка.
Мы с Гессом, естественно, полезли было помочь, но одного пылающего взгляда нашего беса оказалось достаточно, чтобы мы
Как он их бил! О, это надо было видеть…
Бесы летели на два метра против ветра, вставали и снова лезли на нашего красавчика толпой, они плевались, ругались, подкатывались ему под ноги, они бодали его рогами и кусали за пятки, но Анчутка был воистину великолепен!
Он выбивал зубы, откусывал или отрывал хвосты, сталкивал противников лбами, кидал их через бедро, ломал рёбра, пинал в задницу, раскидывал по снегу веером — и всё это в ритме сальсы в течение каких-то шести-семи-восьми минут.
После чего наконец-то выглянуло солнышко, и все бесы, кроме нашего, позорно ретировались с поля боя. Анчутка, тяжело дыша, сел прямо в снег.
— На тебе лапку, — предложил Гесс. — Ты хороший, заступился за собаченьку.
— Я очень нехороший, — честно ответил ему безрогий брюнет, но лапу принял.
Что и говорить, разумеется, у него были здесь свои тайные планы, это ясно. Перевоспитать нечистого попросту невозможно, это вам не романтические вампирские саги, но, с другой стороны, пакта временного совпадения интересов тоже никто не отменял.
Мы были нужны этому бесу, зачем — он не скажет, но, если уж ему пришлось ввязаться ради нас в драку со своими же собратьями, значит, его цели достаточно серьёзны. Очень надеюсь, что и отец Пафнутий знает, что делает, позволяя нечистому оставаться у нас дома.
— Не бойся, амиго, — хмыкнул Анчутка, ловя мой взгляд. — Если что и будет не комильфо, то не сегодня и не сейчас. Ты тренируйся, учись боксировать, у нас ещё будет время подраться.
— Обещаешь?
— О да! Убивать бесобоев скучно, а у меня весёлый характер, что-нибудь придумаю.
— Грр? — на всякий случай предупредил мой доберман, и Анчутка беззаботно рассмеялся.
— Да шучу я, братцы, шучу! Инглиш хьюмор, ес?
— Он плохой? — спросил Гесс, когда безрогий брюнет, насвистывая, вернулся в дом.
Что я мог ему ответить? Понятия не имею.
Отец Пафнутий после утренней молитвы даже не спросил, с чего мы все такие взмокшие. Видимо, батюшке это не было интересно от слова «абсолютно», поэтому он ограничился малозначительными разговорами и ушёл на службу в церковь. Я там сегодня был не нужен, то есть по факту имел полную возможность для отвлечённого занятия личными делами.
Гесс получил целую миску сырой размоченной пшёнки с отварным картофелем, несолёной селёдкой и большущей говяжьей костью в шматах сырого мяса, после разборки с чем, сыто икая, улёгся на коврике и задремал.
Пока я помогал Анчутке убирать со стола, тот тихо спросил у меня:
— Отчего ж не сдал, камрад? Собирался ведь, я знаю.
— Отвали.
— Обиделся, мин херц? — искренне удивился он. — Я же бес, а ты человек, мне самой судьбой уготовано ставить тебе подножки и добивать в спину. Не молчи, это же глупо, мон ами! Я плохой не потому, что плохой, что характер у меня поганый или ещё что такое, а просто потому что бес! Мы, бесы, в целом вообще не подарок, так что чего уж… Ву компрёне муа?