Измена. Игра на вылет
Шрифт:
– Прекрати, – выдавливаю из себя ответную улыбку.
Но сама понимаю: кажется, Антон прав… Только как к этому теперь относиться, при условии, что он оплатил операцию, не знаю.
– Ты так и не выпила свой чай, – замечает полную чашку. – Я не отпущу тебя, пока ты не покушаешь и не выпьешь его, – настаивает.
Соглашаюсь, благодарно киваю и беру чашку в руки. Чай тёплый, почти горячий, и его аромат слегка успокаивает. Пока я пью, мы с Антоном переключаемся на воспоминания о бывшей работе.
Вспоминаем коллег,
Редковского приглашают на операцию.
– Всё будет хорошо. Не жди, поезжай домой.
Он уходит, и я снова остаюсь одна с мыслями о маме и о поступке Артура.
Через несколько минут, взяв себя в руки, выхожу из больницы.
Не сразу понимаю, как неслышно возле меня оказывается Воронов. Я думала, он уже десять раз пожалел о том, что сделал для меня и мамы, и давно уехал. А он ждал меня за пределами больницы?
Александр Николаевич смотрит на меня тяжёлым взглядом и изучает моё лицо. Задерживается на губах, но словно опомнившись, отводит глаза.
– Я голодный. Очень. А вы? – мягким голосом начинает говорить первый.
Его голос тихий, и в нём дрожит лёгкая неожиданная хрипотца.
А я не знаю, что ответить о предложении съездить на ужин. Честно, даже не обращала внимания на то, голодная я или нет.
– Наверное, голодная… – пожимаю плечами, потому что еда меня мало сейчас волнует.
Но он уже сделал свой вывод и снова принял решение сам.
– Поехали, – от недавнего холода, когда он смотрел на меня в кабинете, где я стояла в объятьях Антона, не осталось и следа.
Как много у него лиц, интонаций, я никак не могу к этому привыкнуть. Но умение держать себя в руках независимо от ситуации и быть разным меня несомненно восхищает в нём.
Глава 37.
Глава 37.
Его пальцы осторожно, но уверенно обвивают мою руку. Неожиданно, но я не хочу, чтобы он её убирал.
Ладонь тёплая, и это касание словно вырывает меня из оцепенения, в котором я находилась всё это время.
– Недалеко есть хорошее место, – комментирует, пока мы садимся в машину.
Киваю. Соглашаюсь. Мне надо отвлечься, пока идёт операция у мамы.
По своим пациентам знаю: ожидание в таком случае крайне эмоционально тяжёлое состояние. Как угодно, главное – не думать.
Занять руки, голову, как угодно, чем угодно, но только не ждать и не думать.
Через несколько минут Александр Николаевич привозит меня в такое место, которого я от него никак не ожидала.
Мне не хотелось ехать туда, где много народа, и он словно почувствовал это.
Небольшое заведение, спрятанное в тихом переулке, никак не ассоциировалось у меня с Вороновым. Мне всегда казалось, что этот человек любит бывать на публике, и заставлять всех вокруг обращать на себя
Но теперь, чем больше я узнаю Воронова, я всё больше понимаю, как ошибалась на его счёт.
Внутри зал нас встречает запахом свежеиспечённого хлеба и чем-то таким… неуловимо домашним. Это похоже на запах корицы или тёплых пирогов.
– Вы бывали здесь когда-нибудь? – отодвигает для меня стул, приглашая присесть.
– Никогда, – говорю, а сама без стеснения оглядываюсь по сторонам.
– Здесь очень вкусно кормят и обстановка такая… что успокаиваешься сам, не замечая этого.
Киваю, понимая, о чём он. Здесь очень уютно. Интерьер выполнен в тёплых, естественных тонах: стены из грубоватого кирпича, на подоконниках глиняные горшки с пряными травами и разными полевыми, по всей видимости, цветами.
Лёгкий звон посуды из кухни, сдержанный смех за дальним столиком, тихая джазовая мелодия льётся откуда-то сверху, будто её не включали, а она просто взяла и появилась сама собой.
– Здесь время замедляется. Вам не кажется так? – через минут десять говорить мне Воронов. – Это место – моё любимое. Я часто здесь бываю с Лизой. Для детей здесь отдельное меню.
– Зачем вы оплатили стоимость клапана? – через полчаса беседы «ни о чём» спрашиваю его открыто.
Все эти полчаса он вёл себя непринуждённо и так, словно его глаза совсем недавно не пытали яростью. Или… ревностью.
– Мне хотелось хоть как-то облегчить вашу жизнь, Марта. Можно без отчества? И вы меня, пожалуйста, прекратите звать по отчеству. Это создаёт словно стену, которую я всё время между нами хочу разрушить, – смотрит в глаза пристально.
– Хорошо, Александр. Что касается денег, я всё верну, – предупреждаю его, а он кивает, и, видимо, знает: я тоже не обману его.
– Расскажите мне всё. Не утаивая. Подробно. Что произошло? – задаёт тот же вопрос Воронов, который задавал недавно Антон. – Я верно понял, что приступ у вашей мамы – это неожиданность для вас? Вы же так тщательно за её здоровьем следили.
– Так и есть. Но внешние факторы никто не отменял. Я пока не знаю точно, что произошло, но Белов обещал мне отомстить, за сложную жизнь в нашей квартире вместе с Ларисой.
– И в этом он винит вас? Не её? Это, кстати, похоже и на мою дочь тоже.
– Ну, я им не обещала сладкую жизнь. Напротив, помните, какой у нас с вами уговор?
– Конечно. Не могу пока поверить только, что он через больного, пожилого человека решил вас уничтожить. Но, вряд ли у него это получится. Что же… Белова за это я накажу, – говорит таким тоном, что мурашки по коже табуном.
– Да, я хотела бы, чтобы он был наказан. Когда вы потребуйте от моего мужа долг? – меня этот вопрос теперь больше всего волнует после вопроса с операцией и выздоровлением мамы. – Мне очень важно, чтобы это произошло в ближайшее время.