Измена. Тайный наследник. Том 2

Лаврова Алиса

Как только я касаюсь короны, я чувствую, как внутри меня проносится словно бы вся история империи, от самого зарождения первого огня внутри человека, огня, подаренного самим богом, до союза человека и огненных жителей пустыни. Я вижу, как этот союз привёл к тому, что люди научились использовать огонь, чтобы перевоплощаться, научились носить чешую и передавать её из поколения в поколение. То, о чём не говорилось открыто, то, что знал каждый дракон, но никогда не делился этим с теми, кто не обладал силой, теперь для меня раскрывается во всей своей полноте.

Я чувствую. как по

мне карабкается Клинк, и занимает свое место на моем плече, умножая мою силу. Он видит то же, что и я. Он видит, как люди научились у ящериц пользоваться огнем, как сосуществовали тысячи лет, пока, наконец, жадные люди не истребили их почти полностью, чтобы больше никто не узнал секрет могущества драконов. Я чувствую боль этого существа, как свою, когда перед нами проносятся картины прошлого, где его сородичей подвергают истреблению, пока даже память о тысячелетнем союзе не истирается.

Эта корона, вещь из совсем других времен. Времен, о которых мы давно забыли. Она сама решает, кто достоин носить ее. Салемсу повезло, что он не стал надевать ее, сперва решив испытать на Каэне. Я вижу, что он не выдержал бы ее огня. Она была создана для драконов, обладающих куда большей мощью, чем нынешние, для драконов, сердца которых чище и потому могут носить в себе многократно больше нитей.

Престол должен занимать достойный, тот, кто имеет силу, мудрость и может заглядывать в будущее, такой, каким был император Шрайк. Частица его памяти, как и памяти всех императоров, что были до него, хранится в этой короне, и теперь видна мне так, как если бы я сама пережила на своём опыте часть его жизни.

Он был мудр, он был жесток, он был справедлив и он был безжалостен к своим врагам, но в первую очередь не щадил самого себя. Он не видел будущего таким, каким оно стало, но видел возможность. Он видел Каэна не так, как видели его все остальные, но видел то, чем он может стать. И сейчас, держась за корону, глядя на пылающее тело моего истинного, я наконец поняла, почему Шрайк хотел оставить престол именно ему. Он знал, как всё будет. Он знал, что Каэн решил всех обмануть, знал, как поступит Салемс. Он видел всё это, как хороший игрок видит шахматную партию наперед.

Сейчас горит не Каэн, сейчас горит его гордыня, его гнев, его жажда власти. Горит его бесконечная любовь к себе самому и уверенность в собственной правоте. Норит слабый человек, которого едва не раздавило собственное могущество, полученное даром, и внутри этого человека рождается новый Каэн. Так рождался первый император.

Именно так работает корона. Сжигая своего носителя, она делает его истинным правителем.

Только сгорев без остатка, опустившись на самое дно и добровольно отдав себя огню, он может стать тем, кто унаследует эту империю и будет править справедливо.

Каэн кричит, и в этом крике я больше не слышу отчаяния и боли, в этом крике я слышу нечто другое, то, чего не слышат все остальные, потому что не слышат крика первого императора, прошедшего через это сожжение.

В крике Каэна я слышу крик новорождённого.

И когда он открывает глаза, я отпускаю руку, оставляя пылающую корону у него на голове. Мир в это мгновение сужается до одной

точки, сосредотачивается на пересечении наших взглядов. На меня смотрит Каэн и одновременно уже не он. Я вижу и Шрайка, который носил эту корону до него, и Валена, императора, который правил до Шрайка, и всех остальных. В этом взгляде сосредоточена мудрость и сила, которая выше силы Каэна или силы любого отдельного человека. В нём мудрость и сила самого огня, который теперь течёт внутри Каэна ровно и беспрепятственно, словно он является идеальным вместилищем для него. Словно он является истинным императором.

Шрайк знал, что делал. Он изначально хотел передать всю власть Каэну, видя в нем того единственного, кто сможет выдержать истинный огонь с помощью силы наследника. Его не волновали интриги других князей, его не волновало то, что Каэн не готов, он знал, к чему все придет в конце концов.

От этого взгляда вся память, что хранилась где-то в глубине, открывается мне, и я вспоминаю всю свою прошлую жизнь, все моменты, хорошие и плохие, все моменты горя и счастья рядом с Каэном. Я вспоминаю детство и юность, вспоминаю нашу первую встречу и силу невероятной любви, вспоминаю его предательство и то, как он растоптал мою любовь ради жажды власти. Вспоминаю последний полёт Шрайка и его слова. Вспоминаю то место, где он встретил свою смерть.

Крик Каэна умолкает, и он встает с колен, все еще охваченный пламенем. Я вижу, как в сердце его, словно солнце, горят тысячи мощнейших нитей, усиленных нитями его наследника.

54

— Анна, — слышу я его голос, который, проходя через огонь, охватывающий его, звучит непривычно, . — Я вижу тебя, или это сон? Я чувствую силу моего наследника, или это игра смерти перед взором умирающего? Почему он терзает меня? Почему бог все еще не превратил меня в пепел, как должно быть?

Я все еще смотрю ему в глаза и говорю то, что должна сказать, то что теперь очевидно:

— Шрайк выбрал тебя наместником, Каэн. Ты будешь править, пока не вырастет наш сын и не примет чешую императора. Такова была его воля.

— Я недостоин, — качает Каэн головой. — Я должен быть мертв.

— Если бы ты был мертв, умерла бы и я и наш сын, — говорю я.

— Почему ты не возвращалась? Я не хотел верить, но они заставили меня поверить, что ты мертва…

Он поворачивается в сторону и смотрит на Салемса, который уже обнажил меч и со злобным оскалом наполняет сталь всей силой дракона, что только доступна ему.

— Ты должен сдохнуть! — кричит он. — только я могу носить корону, я истинный император!

В один невероятно быстрый прыжок Салемс оказывается рядом с Каэном и делает такой быстрый удар, что его невозможно заметить.

Но Каэн быстрее. Он ловит лезвие огненной рукой и выдергивает меч из рук старика, словно отнимая игрушку у ребенка. Он разжимает руку и меч падает в песок.

Клинк, сидящий у меня на плече, шипит на Салемса, готовый в любое мгновение кинуться на него.

— Император не тот, кто носит корону, Салемс, — говорит Каэн, и в его голосе звучит словно бы жалость. — Ты этого так и не понял.