Измена. Ты нас предал
Шрифт:
Кивнула в ответ и опустила голову. Сейчас, когда я узнала наверняка, что беременна, стало страшно. Теперь нужно было выкарабкаться не только нам с Артемом, но и защитить нашего ребенка. Оградить от всех опасностей и обеспечить всем необходимым. Это новая для нас ответственность. Важная и самая главная.
Положила руку на живот и мысленно обратилась к малышу: «Не бойся, маленький. Мама тебя защитит. Ты будешь здоровым и счастливым. Обещаю тебе. Чего бы мне это не стоило. И папа защитит, если не физически, то ментально всегда будет с нами. Я знаю. Он
И снова слезы по щекам.
— Ну, ну, красавица. Так нельзя, — сопереживала мне доктор, протягивая листок с назначениями. Затем подала бумажное полотенце, взяла меня под руку. — Что такое у тебя случилось? Что ты так расстроена и плачешь.
Я отрицательно замотала головой, показывая, что не хочу об этом говорить.
— Ну, хорошо. Не хочешь, не говори. Я все понимаю. Пойдем, я тебя проведу до процедурной. Там девочки возьмут кровь, и прокапают тебя. Тебе станет легче. Думай о своей ребенке.
Рита последовала за нами на этаж ниже. Держала меня за руку, сидя рядом, когда меня подключили к капельнице и из моей руки тянулась прозрачная трубочка к лекарству на штативе.
— Что сказала доктор? — подруга пыталась меня отвлечь. — Сколько месяцев нашему Коршунёнку?
И тут же осеклась. Она уже давно так называла нашего малыша с Артемом, еще когда его не было даже в планах. Но сейчас фамилия Артема только напоминала нам о нашей беде.
— Семь-восемь недель.
— Да ты что? Восемь недель? Так это… сколько? Два месяца нашему малышу?! Ну, ничего себе, большой уже какой. И скрывался так долго, — нежно улыбнулась мне.
— Так так… — она задумалась, считая что-то в голове, — Ты родишь в марте, получается?
— Не знаю. Наверное.
— Вот будет подарок, если родишь восьмого марта! — вдруг загорелась Рита. — А если девочка?
Да. Родить восьмого марта и девочку, это был бы тройной праздник. Но для меня это не имело значения, дата и пол ребенка. Главное, чтобы здоровенький был. И как бы хотелось, чтобы при родах присутствовал мой муж и первым увидел нашего ребенка…
Нориан наверняка, даже не осознает того чудовищного последствия, что он сотворил с нами… какую беду привел в наш дом. Непоправимую беду. Ребенок будет расти без отца…
Мой телефон завибрировал в сумочке, Рита кинулась его доставать, взглянула на экран.
— Неизвестный! Не будем брать? — спросила она, зная, кто скрывается за этими неизвестными номерами, Нориан. Но сейчас, я боялась упустить важный звонок. И протянула свободную руку к своему телефону, а Рита нажала на прием.
— Алло, — настороженно ответила я, ожидая услышать Нориана или его людей, а внутри уже все свернулось в клубок страха.
— Ника?! Привет! Это Данилов.
Боже! Дима! Нашелся! От внезапности я хотела сесть на кушетку, чуть не сорвала иглу из вены. Но быстро вспомнила и легла обратно.
— Дима! Димочка! Какой счастье, что ты позвонил! Артем! — я сбивчиво пыталась быстро все объяснить ему, пока он на связи, мало ли, может он снова исчезнет. — Он…его задержали. Нашли какой-то
— Так, — резко остановил он меня и внутри все вздрогнуло, что сейчас откажет. И понимала, что имеет полное право, да и как тут согласится. Это ведь просьба — не за хлебом сходить. Он ведь не Господь Бог, такое провернуть.
— Ты где сейчас? Я заберу тебя!
— Я в женском центре на Таганской.
Немного молчания и ответ.
— Буду там через пол часа. Жди меня!
— Конечно.
Он ничего не обещал. Ничего конкретного не сказал. Но внутри меня зажегся свет. Надежда.
И, кажется, я знаю как назову ребенка, если родится девочка. Надежда.
* * *
Прошло две недели. Долгие и невыносимые.
Дима не разрешил мне ехать к Артему. Сказал, что мое прибытие усугубит ситуацию. Ничего не обещал и не давал никаких сроков. Попросил довериться и ждать.
Я доверилась. Ждала. Но внутри сидела зудящая тревога. Не было никакой уверенности, что Дима сможет помочь. Каждая ночь казалась бесконечной. Каждую ночь — слезы, страх и сомнения. Каждый день звонок Диме, есть ли новости? И каждый раз краткий ответ: Еще нет. Жди.
За эти две недели я прошла полное обследование и курс капельниц, без которых думаю, была бы более тревожной.
Каждый день мы с Юрой ходили в церковь. Я стояла на коленях у одной иконы и просила помощи о своем муже. У другой иконы-о здравии нашего ребенка. Выходила в умиротворении. Здесь было хорошо и спокойно, тревога на время оставляла меня.
Мы старались много гулять и разговаривать. Рита была вынуждена уехать на выставку в другой конец страны, а Юра очень великодушно был всегда рядом и помогал. Научил рисовать пальцами. Мы надевали хирургические перчатки и наносили на большое полотно масляную краску. Мазок за мазком. И выходило что-то прекрасное.
Это оказалось прекрасной терапией. Пока думаешь, что изобразить и каким будет следующий мазок, забываешь о тягостных мыслях. Большая яркая картина, где я изобразила своего мужа, играющего на гитаре украшала теперь нашу спальню. Я закончила ее, но пока она продолжала стоять на мольберте. Решила, что повесим ее на стену, когда Артем вернется домой.
Вчера вечером я не выдержала и набрала Диме.
— Дима, я все понимаю. Но больше так не могу. Я должна его увидеть. Завтра поеду на встречу.
Он о чем-то раздумывал и ответил:
— Не хотел тебя обнадеживать раньше времени. Артем сам просил тебя не пускать туда. Это не то место, Вероника, где тебе стоит находится.
— Там мой муж. Значит, мне нужно туда ехать. Я должна поддержать его.
Я до боли скучала по нему, безумно хотела увидеть его глаза, погладить его руки, обвитые венами. Он попал в беду. Мы одно целое. Неделимое. Нам плохо врозь. Я уверена, что он испытывает сейчас тоже самое ко мне. Как я могу сидеть дома и не пытаться его увидеть? Уверена, будь он на моем месте, то уже давно приехал, и не раз.