Измена. Вернуть любовь
Шрифт:
Но она не торопится отвечать и лишь с грустью переглядывается с матерью. В груди начинает раздуваться страх до размера целой планеты. — Что с ним? Что вы от меня скрываете? — срываюсь на крик.
— Яночка, доченька моя, — делает ко мне шаг Мария Дмитриевна и нежно обнимает. — Глеб, он… — громко всхлипывает и зажимает рукой нос. Слёзы ручейками текут по её обветренным щекам. Я вдруг отмечаю, как она внешне сдала и постарела лет на пять.
— Ава? — перевожу фокус внимания и смотрю на неё в полной растерянности. —
Она стискивает губы и нервно шевелит ими, затем смотрит на свою мать, снова на меня и сдаётся.
— Брат в коме… Лежит в отделении интенсивной терапии. Врачи говорят, он серьёзно пострадал, потерял много крови и…мы сами ничего толком не знаем! — на последних словах, Авелина переходит на рёв и закусывает костяшку на руке.
Выстрел в упор. В сердце. В голову. В душу. Фитиль вспыхивает, стремительно прогорает, затем небольшая пауза и мощный взрыв. Всё моё нутро разрывает на мельчайшие куски, которые гранатовыми ошмётками падают на грязную землю и моментально разлагаются.
Я уничтожена.
Теперь ты счастлива, грёбанная жизнь? Теперь-то я достаточно раздавлена? Достаточно я страдаю или тебе ещё мало?
Ноги не в силах больше держать моё тело, и я заваливаюсь на стену. Часто-часто дышу и с силой сжимаю веки, словно пытаюсь избавиться от этой жестокой реальности. Сейчас бы розовые очки, сейчас бы глупую сказку, где жили они долго и счастливо.
Счастливо…
Вскидываю голову и смотрю на родных Миронова со всей злостью и решимостью, на какую только способна, а затем говорю совершенно железным тоном:
— Отведите меня к моему будущему мужу!
Глава 55
Яна
В тот день, к Глебу меня так и не пустили. Не положено. Мне объяснили, что возникли осложнения с его рукой, которую нейрохирурги собирали буквально по частям, пришлось проводить повторную операцию. Позже, я получила нагоняй уже от своего лечащего врача, который запретил мне носиться по больнице ещё несколько дней.
— Белова, расхаживаться, это не значит, что вы должны летать, по всему медучреждению. Нагрузка должна быть постепенной, вы меня понимаете? — строгим взором смотрит на меня Алексей Арсеньевич.
— Понимаю, но мой жених…
— И я вас прекрасно понимаю, но постарайтесь сейчас сконцентрироваться на своём здоровье в первую очередь.
— Алексей Арсеньевич, вы можете узнать как он? Какие прогнозы, мне ничего толком не говорят, а я буквально с ума схожу от беспокойства! — смотрю на него умоляющим взглядом. — Пожалуйста… Пусть даже жестокая правда, но мне необходимо знать.
Он тяжко вздыхает и качает головой.
— Ну, что мне делать с вами Белова? Какая вы неугомонная. Вы же опять пойдёте туда, я правильно понимаю?
— Да, — отвечаю чётко, как солдат Джейн, и для убеждения киваю головой.
—
— Миронов Глеб Григорьевич, — с надеждой в глазах отчётливо называю его имя.
— Хорошо, поговорю с коллегами, узнаю о состоянии пациента более подробно.
— Спасибо вам! — выпаливаю и бросаюсь с объятиями. — Огромное вам спасибо!
— Ну всё, всё Белова, успокаивайтесь, берегите себя, сосредоточьтесь на своём восстановлении или вы не хотите быстрее выписаться отсюда?
— Хочу, конечно.
— Вот и договорились.
О состоянии Глеба, Алексей Арсеньевич так и не сообщил или забыл спросить, или не хотел меня расстроить. А на следующий день у него был выходной.
После обеда приехали Авелина и Мария Дмитриевна. Я, само собой, умолчала, что врач запретил мне много ходить. Схватила костыли, и мы вместе направились к Глебу. Уже на подходе поняли, что происходит что-то плохое, ускорили шаг, и тут меня словно в упор расстреливает фразой:
— У пациента остановка сердца! Срочно Веру сюда! — кричит медсестра в телефон, пробегая мимо нас.
Мы останавливаемся и в полной растерянности смотрим друг на друга, а затем я просто срываюсь, и, побросав костыли, подбегаю к медсестре, на бейджике которой, красуется имя "Надежда", хватаю её за руку и ору:
— Имя? Имя пациента? У кого остановилось? Сердце! Сердце, у кого остановилось?
Она ошарашенно смотрит на меня, отдёргивает руку, но я тут же снова хватаюсь.
— Он мой… он мой жених. Скажите, кто там? Миронов? Это Миронов Глеб Григорьевич?
Она пару секунд смотрит на меня, словно раздумывая, как ей поступить, что сказать.
— Да, — коротко, холодно, безэмоционально разносится по светло-серому медицинскому коридору голос этой женщины. — Верочка, быстрее, бегом к Миронову в палату! — отрываясь от меня, медсестра встречает другую медработницу, и они быстро скрываются за толстыми дверями реанимации.
Я медленно поворачиваюсь и смотрю на посеревших от услышанного Авелину и её мать. Они стоят и смотрят на меня стеклянными глазами, словно сквозь пустоту.
Медленно подхожу к дверям в отделение интенсивной терапии, касаюсь их рукой, прижимаюсь лицом к холодному стеклу и шепчу:
— Миленький мой, только живи. Ты же такой сильный, ты воин. Миронов, как ты тогда сказал? “Если ты сейчас в аду, то затащи меня к себе на дно”. Так вот, пора нам вместе выбираться из подземелья на свет. Я жду тебя…