Изменяя прошлое
Шрифт:
Вздохнув, Нечай отправился на ближайшую помойку в поисках удобного дрына. Острый ножик-лисичка, подаренный папой на окончание второго класса, надежно лежал в кармане, им он будет протыкать автомобильные шины. А вот то, чем он намерен бить лобовое стекло и ломать капот, еще только предстояло найти. Потому что у него остался только один вариант, самый плохой: делать все на глазах у родителей, когда папа выгонит машину из гаража. Но Нечай был готов, да ради жизни отца он был готов практически на всё! Потому что отец сейчас — его единственная надежда на жизнь, на нормальную человеческую жизнь, которой у него так и не случилось.
***
Уплетая
— А ну-ка, стой, — тут же попыталась схватить его за руку мама. — Сначала доешь, и вообще, ты куда собрался? Гулять уже поздно.
Но Андрей ловко увернулся от маминой руки и ужом выскользнул на улицу. Вот она, папина гордость — светло-желтая машина «Москвич». Ни у кого из соседей нет своей машины, у них — единственная на весь двор, да, пожалуй, и не на один. Ловко выхватив нож, который сегодня долго натачивал бруском, Нечай с ходу попытался разрезать ближайшее колесо. Но не тут-то было, оказывается, его слабые детские руки не сумели проткнуть даже простую советскую шину. Тогда он, разозлившись, всем телом навалился на руку, и нож, наконец, скользнул внутрь по самую рукоятку. С трудом вытащив его двумя руками, Андрей услышал такое нужное сейчас громкое шипение выходящего воздуха. И тут же метнулся к следующему колесу, проткнув его уже проверенным методом. В открытом окне показался отец, и пару секунд с удивлением наблюдая за тем, что делает сын, наконец, крикнул:
— Андрей, ты что делаешь, зачем?
Силуэт отца пропал из оконного проема и Нечай понял, что времени у него почти не осталось. Он метнулся к ближайшим кустам, где спрятал железную трубу, найденную на помойке, схватил ее и бросился назад, к машине. Все, что он успел, пока отец не выхватил у него дрын, так это помять капот и украсить лобовое стекло вмятиной с сеткой расходящихся от центра трещин.
Отец отбросил трубу в сторону, и крепко держа сына, очевидно, пребывая в полнейшем шоке, смотрел на дело рук своего наследника. Тут выбежала мама и еще соседи на шум, и началось такое! Но Нечай был доволен, что бы сейчас с ним ни сделали, главное, отец никуда сегодня не поедет, а это значит, что он останется жив.
— Андрюшенька, сынок, ты зачем это сделал? — глаза мамы были так широко распахнуты, как Нечай никогда раньше не видел.
— Так надо, мама, — твердо ответил он звонким мальчишеским голосом. — Папе нельзя никуда сегодня ехать. Поверь, я это точно знаю.
Но папа поехал, пусть и с опозданием. С помощью соседей покалеченную машину загнали в гараж, а отец, ничего не сказав Андрею, лишь очень странно посмотрев на него, побежал к начальнику Автоколонны, жившему на соседней улице. И тот разрешил ему взять служебный Москвич. На прощание папа, присев рядом с сыном и глядя ему в глаза, сказал:
— Я не знаю, сын, почему ты это сделал, но я приеду, и мы обязательно это выясним.
А Андрей кричал сквозь слезы что-то о том, что папе нельзя ехать, что он погибнет, если поедет, но кто слушает
Папа и не попал в ту же аварию, но за рулем уснул, измотанный событиями предыдущего вечера. Служебный Москвич-408 на скорости в девяносто километров в час пролетел поворот и со всего маху врезался в крепкое дерево на обочине. Водитель и пассажир погибли на месте.
Следующий день был выходной — воскресенье, поэтому участковый пришел к ним домой уже после обеда. Мама, как узнала, словно бы почернела вся, а потом, повернула голову к сыну и так и не сводила с него глаз, пока участковый, отчаявшийся добиться хоть какого-то ответа, ушел, сказав, что зайдет немного позже.
— Андрюшенька, сынок, — наконец, разлепила губы мама, — откуда ты знал?
Но маленький Нечай сидел на полу, прислонившись спиной к дивану, и молчал. Он не мог ничего сказать, поскольку горло его перехватили слезы отчаяния.
В это время солнце вдруг закрыла черная туча, хотя ей, кажется, и взяться-то было неоткуда, с утра небо было чистым. Сверкнула молния, следом ударил гром, и мама закричала от горя, схватившись за волосы.
***
Лето 202… года.
После того как удалось, наконец, разговорить злобно матерящегося Нечая, я лег на шконку и закинул руки за голову. Значит, у него тоже ничего не вышло, и что это значит? Судьбу не изменить? Похоже на то, если только не прав Сурок и для изменения надо искать узловую точку. Вот только, на что она должна быть похожа, эта самая точка, если даже явно переломный момент в жизни Нечая, оказался не тем, чем надо? Это, если принять версию Сурка, конечно. Если Сурок не прав, то тогда все, вывод однозначен: в прошлое сгонять можно, можно что-то даже изменить, как в тот раз с Ларисой, когда она в результате стала моей женой и родила мне сына, но конечный результат в собственной судьбе изменить не получится. Вот, тот же Нечай, ведь все изменил: та, первая авария не случилась, а результат для Нечая все равно тот же. И почему-то мне кажется, что сумей даже Нечай каким-то образом не допустить поездку отца в тот день или даже умудриться, чтобы тот остался в живых, случилось бы что-то еще, сводящее на нет весь кажущийся успех.
Очень хочется верить Сурку, очень хочется надеяться на то, что возможность изменить свою судьбу существует. Но как определить эти самые «узловые точки», каким параметрами они должны обладать, что в них должно быть такого особенного, по каким признакам их вообще можно узнать? Ведь уже понятно: то, что мы считаем переломными моментами своей жизни, на самом деле таковыми не является, это, можно сказать, подтверждено экспериментально. Или не подтверждено и ничего не ясно? Так, стоп!
Я даже сел на шконке от внезапно посетившей меня мысли. Достал носовой платок и вытер мгновенно вспотевшее лицо. А что, если узловые моменты мы все же определяем верно, — ну, они же такие очевидные, а вся проблема совсем в другом — в том, что действовать, чтобы переломить свою судьбу в этих точках надо не так, а как-то иначе? Что, если мы все делаем неправильно, пытаясь разобраться по-своему, так как привыкли, как умеем? А надо не так!