Изнанка судьбы
Шрифт:
— Поаккуратнее с ней, — предупредила Тильда на следующий день. — Не увлекайся. Фэй любит всех и никого.
Я похлопала глазами от ее прямоты и решила не делать вид, что не понимаю, о чем речь:
— Я этим не интересуюсь.
— Зря. Она великолепна в том, что умеет.
Я покраснела и решила не уточнять, опирается ли Тильда на собственный опыт. И так понятно было.
— Зачем ограничиваться кем-то одним, — рассуждала вечером Фэй, укладываясь спать. — Жизнь так коротка, и в ней так много красивых людей. Вот, например, ты, Элисон. Нет, нет, не бойся. Я больше не буду приставать, пока сама не попросишь. Знаешь,
Она действительно поцеловала меня самым непристойным образом и, отвернувшись, тут же уснула. А я полночи ворочалась, не в силах сбежать от картин, которые подсовывало воображение.
Странности отношений между участниками труппы, как и странности самих гистрионов, на Фэй не заканчивались. Однажды ночью к общему костру вывалился поддатый красавец — смуглый, черноглазый, с длинными волосами, убранными в косу, и поразительно знакомым лицом. Оглядел всех нас, одарил белозубой усмешкой:
— Ну что, монашки. Кто со мной сегодня в кабак и по бабам?
— Я — пас, — сразу откликнулся Зигфрид. — Мне прошлого раза хватило.
— Слабак, — хмыкнул красавчик. — Пить уметь надо.
— Это кто еще слабак? — обиделся силач. — Еще вопрос, кому надо учиться пить. Не помнишь, как я тебя от шестерых отбивал? Лавку сломал, между прочим. За нее заплатить пришлось. А посуды перебили…
Смуглое видение лишь махнуло рукой, говоря, мол, пустяки, житейские мелочи.
— Не будь таким занудой! Шикарно повеселились. Фернанд, ты идешь?
— Пожалуй, попытаю удачи, — кивнул наш Мефисто Великолепный. — Но если никого снять не получится, ты мне дашь.
Я хотела спросить, что именно должен «дать» незнакомец Фернанду, но постеснялась влезать.
— Выкуси, — хохотнуло смуглое видение. — Не для тебя я растил свой цветок.
— Горе ты наше, — тяжело вздохнула Тильда. — Иди уже, не мозоль глаза.
Красавчик вскочил, отвесил всем присутствующим преувеличенный поклон. Потом вдруг взял меня за руку, поцеловал в центр ладони.
— Леди Элисон, — сказал он, пожирая меня до странного знакомыми бархатными глазами в окружении девичьих длинных ресниц. — Вы — самое прекрасное видение, что когда-либо посещало эту юдоль скорби. Не могу выразить, сколь глубоки чувства, что охватывают меня всякий раз при виде вашей несравненной особы. Молю простить мою дер… Ай! — меткий пинок в пятую точку от Тильды уничтожил весь пафос выступления.
— Давай уже! Иди пьянствовать, как собирался, не приставай к девочке, — тон Тильды был суров, но глаза смеялись.
Незнакомец еще раз поклонился, послал мне воздушный поцелуй и испарился под ручку с Фернандом.
— Горюшко наше, — вздохнула фэйри. — Опять ведь избитый приползет, работать не сможет.
— А я люблю, когда он смешной, — голос Фэй был мечтательным. — Такое вытворяет, лапушка.
— Простите, а это кто? — робко спросила я, не понимая, как могло случиться, что за предыдущие пять дней черноглазый красавчик ни разу не попался мне на глаза, и отчего он кажется таким невероятно знакомым.
— То есть, как это «кто»? — удивилась Тильда. — Паоло.
— Она его не узнала, — в полном восторге запищала Фэй. — Одуреть можно! Вот Паоло обрадуется, когда услышит!
Я сидела с отвисшей челюстью. Ну конечно! Вот где я видела раньше
— Так Паола на самом деле — мужчина? — зря я думала, что после Фэй ничто не сможет удивить меня.
— И мужчина тоже, — хихикнула скрипачка. — Временами. Хотя ей больше нравится девочкой. А жаль.
— Ничего не жаль, — фыркнула Тильда. — Проще зарезаться, чем разгребать выходки этого шельмеца. Как свинья, лезет в самую грязь.
В обычные дни скромная Паола скрывала в себе очаровательного нахала Паоло, как ларец скрывал драгоценность. Но временами бессовестный мальчишка прорывался наружу, чтобы устроить дебош на несколько дней. Фэйри не до конца контролировала эти превращения, зачастую мужчина в ней просыпался в самый неподходящий момент. Закатывая глаза и разве что не облизываясь от восторга, Фэй пересказала подробности одного подобного конфуза, когда молодой аристократ внезапно обнаружил, что сжимает в своих объятиях не прелестную полуобнаженную девушку, а хохочущего юношу. И все бы ничего, но юнец начал делиться с незадачливым влюбленным постельной наукой, щедро перемежая свою речь непристойностями, а напоследок предложил помериться рабочими инструментами — мол, надо же выяснить, у кого длиннее.
Как и предсказывала Тильда, Паоло вернулся под утро. Не избитый, но мертвецки пьяный. Весь следующий день он показательно страдал от похмелья, ныл и требовал внимания. Я провела несколько часов у его постели, выслушивая жалобы, скабрезности, комплименты и подробности его вчерашних похождений. Вопреки сложившемуся у остальных артистов впечатлению, двигала мною вовсе не жалость, а махровое любопытство. Но разговорить болтуна-Паоло оказалось не проще, чем молчунью-Паолу. Велеречивый фонтан слов изливался из него непрерывным потоком, и выцепить в этом информационном шуме что-то полезное не представлялось возможным. К вечеру болящий страдалец оклемался и тихонько улизнул, пока я ходила готовить ужин для труппы.
Когда же на следующий день я набралась храбрости прямо спросить у оборотня о его способности, он нагло улыбнулся и предложил показать. Наедине. И чтобы я тоже была голая, иначе он стесняется.
— Не лезь к Паоло, — вечером сказала Фэй. — Она же не спрашивает тебя про любовника и про флейту.
Глава 10. Во власти теней
Юнона
Что-то в недрах замка чуть слышно щелкнуло. Юнона продвинула шпильку чуть дальше, надавила сильнее.
И сломала.
Ругнувшись вполголоса, вынула обломок, швырнула к десятку других и со вздохом признала, что врезной альбский замок — из тех, что куда чаще ставят на сейфы, чем на двери гостевых покоев, — оказался ей не по зубам.
«Магия развращает», — зазвучал в ушах голос Мартина. — «Мы привыкаем к ней и становимся беспомощны».
Юнона мысленно согласилась с первым Стражем.
Она выпрямилась, еще раз пленной тигрицей обошла свою темницу. Две комнаты, обставленные с почти вызывающей роскошью, на грани безвкусицы — у Отто всегда было плохо с чувством меры. Мебель из красного дерева, резная, в позолоте и аляпистых розочках. Пышный ворс ковра, в котором ноги утопают почти по щиколотку, багряные тканые обои с золоченым узором на стенах.