Изнанка желаний
Шрифт:
Перед глазами заплясали кровавые мушки.
Естественно, в таком положении уже не получалось делать из лица марионетки пюре. Она торжествующе оскалилась, залитая кровью и моими слезами. Пустоты в её рту на месте некоторых клыков принесли злорадную радость, которую мгновенно смыла всепоглощающая боль. Кинжал в животе медленно, но настойчиво пополз вверх: меня вскрывали, как консервную банку.
Сердце пронзило жестоким осознанием: я умираю. Всколыхнулась чёрная волна отчаяния, которая вынесла на поверхность запоздалое сожаление — сама не знаю о чём. О несделанном,
Из глубин угасающего разума поднялось желание… стремление, порыв?.. Нет, я потеряла всякую надежду. И, как ни странно, это помогло. Помогло отрешиться от мучений и провалиться в равнодушную отрешённость.
Я посмотрела в лицо своей смерти и нашла её умеренно забавной. Столько усилий, столько экспрессии, столько ненависти было в марионетке… Она — или её хозяин, неважно — не понимала, что обречена. Как и всем живущим, ей суждено раствориться во времени, и даже богам не сбежать от этой участи. Рано или поздно все вернутся в ничто. А раз так, почему бы не подсобить им напоследок? Люди, боги, города, планеты — мы сольёмся в блаженстве окончательного разрушения.
Я перестала что-либо чувствовать. Безучастно отметила, как дрогнули губы, складываясь в уродливую пародию на улыбку. Как беззвучно зашипели татуировки змей, выпячивая потроха из разрезов.
«Иди со мной», — молча призвала я хозяина существа, что убивало меня. Сказала бы вслух, но со смятым горлом не поболтаешь, — «Окунёмся вместе туда, куда ты хочешь отправить меня одну».
И всё было так правильно, так уместно, так естественно. Очевидность действий вызвала восторг: стереть всё и вся, оставить на месте города зияющую воронку… Конечно, и воронку бы в идеале убрать, заменить на конечный абсолют вакуума, но на такое точно силёнок не хватит.
Крошечными факелами горели татуировки змей. Они сопротивлялись моему прощальному подарку. Это слегка расстроило меня: всё же недостаточно сильна, чтобы продавить защиту. Но по большому счёту это не имело значения.
Когда-нибудь, миллиарды лет спустя, Вселенная обретёт совершенство.
Рука марионетки сползла с моего горла, и я повалилась на тварь. Зрительный контакт оказался утрачен. Подо мной зашевелились, суматошно отбросили изломанное тело. Недочёрт отполз от меня, забыв вытащить кинжал. Я скрючилась на земле, отхаркивая кровь и слизь. На губах пузырилась красная слюна. Я перекатилась на спину, уставившись в желтеющие небеса. Сморгнула слёзы. Отыскала чёрную кляксу Ложной луны и удивилась тому, какой красивой была её тьма. Без примесей, без обмана — восхитительный идеал.
На меня упала тень. Марионетка подобрала второй кинжал и встала надо мной. Её сотрясали судороги, от пластин в глазницах вверх поднимался дымок. Разъярёнными фуриями метались нарисованные змеи, нейтрализуя мой Концепт. Нихил свели в никуда — горьковатая получается ирония.
Я схватилась за рукоять
Заработала регенерация: я ощутила, как что-то шевелится в горле, встаёт на положенное место. В лёгкие ворвался воздух, обжёг их, вынудил подняться грудь — похоже, я довольно долго не дышала.
Напрасные потуги организма. Когда марионетка отойдёт от последствий Нихила, то зарежет меня. Суета во внутренних органах, судорожно заштопывающих себя, не спасёт их.
По-видимому, я была жива только потому, что повредила какой-то важный управляющий элемент в марионетке. Её потряхивало конвульсиями, а попытка наклониться ко мне едва не обернулась падением.
Так мы с тварью и пялились друг на друга, пока ей в морду не врезалась склянка с прозрачной жидкостью. Недочёрт взревел, отмахиваясь от второй, третьей бутылочки… Отступил от меня, развернулся и заковылял прочь, пошатываясь то и дело заваливаясь вперёд. С него на асфальт капала влага — вместе с чёрными каплями. Может, кровь? Я приподнялась на локтях, игнорируя зверскую боль.
Напоследок марионетка обернулась, и я поняла свою ошибку. Там, где на тварь угодила жидкость, растворялась кожа, стекая мелкими крапинками.
— Ну и срань, — заявил знакомый голос.
Если бы у меня оставались силы насторожиться, я бы насторожилась. Поскольку ко мне приблизился, осматривая поле сражения с внимательностью стервятника, Владимир.
— Не зря решил за вами последить, — вместо приветствия сказал он.
Что ж, надо скорректировать ближайшие планы. Похоже, я вскоре окажусь на столе вивисектора.
Я неопределённо замычала, и даже это жалкое усилие отозвалось в горле океаном боли. По вискам будто молотками лупили.
Колдун присел на корточки и протянул мне пузырёк с зелёным содержимым.
— Выпей, — потребовал Владимир, — от хладного металла слабо поможет, но хоть разговаривать начнёшь.
Рассудив, что всё равно не сумею воспротивиться колдуну, если он захочет силой влить в меня зелье, я приняла пузырёк дрожащей рукой. Плеснула в рот жидкость и кое-как протолкнула её по пищеводу. Тотчас меня скрутило спазмом такой силы, что я едва не свернула себе шею.
Когда приступ затих, выяснилось, что я ещё жива и Владимир никуда не делся. Сидел, наблюдая за моей пыткой с самодовольной усмешкой.
— Ну как?
— Лучше не бывает, — прохрипела я.
— Тогда стисни зубы и приготовься к тому, что будет щипать, — предупредил парень и наклонился надо мной. Задрал футболку и плеснул на дыру в животе фиолетовой жижи.
По сравнению с новой волной боли старая показалась обычным ушибом. Когда я вновь обрела способность думать, то обнаружила, что выдавливаю ругательства сквозь стиснутые зубы. Притом почти все они касались родителей Владимира. Колдун с нездоровым интересом посматривал на мою шею, вероятно, прикидывая, не сломать ли её. Я заткнулась.