Изобилие
Шрифт:
Наши телки торчат тут же, на мои слова ржут.
– Забивала!..
– Заткнитесь, твари! – говорю я.
К крыльцу подвалил Миха-дорожник. Он бухой в сиську, в одних трикошках.
– Чё, молодежь, веселимся?
– Вали дальше, урод, – отвечает Редис.
Миха примирительно улыбается:
– Чё ты?..
Михе лет тридцать. Он алкаш-хроник; в прошлом году гусиничный трактор утопил, теперь болтается без работы.
– Ничё, а чё? – злится Редис, его тянет вмочить Михе по морде, но тот вовремя смывается в темноту.
– Презер дырявый, – ворчит Редис, – месяц уже слеги везет. С бати тыщу стряс – все, говорит, сделаю, с лесником добазарился… Еще увижу, урою, блин.
– Да забей, – говорю, – не порти вечер.
Стоим курим. В клубе до сих пор все техняк.
– Эй, Олька, – зовет Сергулек.
Олька сидит на периле, отзывается сожженным спиртягой голосом:
– Чё?
– Пойдем в кусты, а.
– Иди в жопу!
Все ржут. Техняк кончается, и мы ломимся в зал, щас будет звиздатая вещь – «Стюардесса».
А это звиздец! Все прыгают, пол трясется. Воздух воняет духами, потом и водярой. Юлька тоже танцует. Маленькая, пухленькая, из Барнаула. Приехала на лето к бабке. Дементий уже поимел, говорит, что ништяк. В том году она была какая-то недозрелая, а теперь заебитэлз. Херли – в десятый перешла.
После «Стюардессы» какой-то медляк на иностранном. Я тут же схватил Юльку. А, пухленькая, теплая. Класс!
Я ей говорю:
– Ну, ты вообще, Юлёк! Я от тебя хренею!
Она взглянула на меня темными глазами, промолчала. Но видно, что ничё, все ништяк. Я ее обхватил покрепче.
– Я хочу тебя, Юль! Вообще…
Она не освобождается, а наоборот – улыбнулась, положила мне голову на грудь. Мы с ней танцуем. И другие тоже танцуют.
После медляка зажигается верхний свет. Музон вырубают. Тетя Тамара – директор клуба – говорит:
– Ну, вы будете платить или нет?!
Щас танцы каждый вечер, потому что киномеханик дядь Степа в запое, а билет по пятьсот рэ. Звиздец! Платят только городские и кое-кто из наших, у кого башли есть.
– Заплатили, у кого были, – орет Лёхан, – врубай музон!
– Давай, теть Том! – тоже ору. – Чё вечер-то портить?!
– А ну вас! – плюется тетя Тома и уходит к себе в каморку.
Лоб врубает музон. Про морячку песня. Старая, но забойная. Прыгаем. Я рядом с Юлькой. Она делает звиздатые
– Редис, пойдем вмажем! – зову Редиса.
Он кивает, прыгает вообще, свистит. После морячки идем на крыльцо. Я держу Юльку за руку. Редис достает из джинсовки пузырь «Русской».
– Погнали в скверик, – говорю я.
– Погнали.
Я, Редис, Юлька и Сергулек идем в скверик за клубом. Скверик клевый. Ранетки растут, какая-то вонючая мелкая травка. Садимся на травку. Редис разрывает закрывашку зубами. Гоним по кругу.
– Я не умею так, – говорит Юлька, когда очередь доходит до нее.
– Учись, – говорю я. – Делай глоток побольше и дыши в себя глубоко. И все заебитэлз будет! Дава-ай!
Она слушается, но потом ахает и охает. Я сую ей в рот кусок конфеты. – Спасибо, – говорит она, когда снова может говорить.
– Всё для вас, лишь бы улыбались…
– Бухаете? – Это Олька подошла.
Ольке уже двадцатник, ее давно все поимели, даже Воробей из девятого. Она бухает, как утка. Худая вся, голосище вообще, но еще ничё так, на крайняк потянет.
– Дайте мне в дэцэл, – просит, – а то башка болит вообще.
– У тебя всегда болит, – ворчит Редис.
– Ну, глоток.
Сергулек говорит:
– А в кусты пойдем?
– Пойдем, радость моя, пойдем, – соглашается Олька.
Ей дают пузырь, она стоя отпивает граммов сто за раз.
– Хорош, дура! – Редис отбирает пузырь.
Олька чмокает, тащится. Садится к нам. Курим.
– Юлёк, как тебе тут? – спрашиваю у Юльки.
– Ничего, – отвечает она. У нее такой нежный звиздатый голосок, вообще.
– Ты из Барнаула, да? – беседую дальше.
– Да, – отвечает она. – Ты вчера уже спрашивал.
– Да ты чё! – смеюсь я.
– А я в Барнауле не был, – говорит Редис.
– Ты и в районе не был, – говорит Сергулек.
– Не стягай! Был два раза.
Олька вздыхает:
– Везде херово.
– Хер знает, – тоже вздыхает Сергулек.
Снова гоним пузырь. Юлька сперва отказывается хлебать, но потом хлебает. Снова ахает, охает. Я даю ей закусить остатками конфеты.
– Научишься, – утешаю.
Когда допиваем, Редис уходит в клуб. Олька тоже хочет идти, но Сергулек ловит ее за ногу. Они куда-то смываются. Я обнимаю Юльку. Под ее водолазкой ощущаются крупные твердые титьки.