Изумрудный Армавир
Шрифт:
Почти весь город громыхает на Новый год. Каждый, начиная с ясельного возраста, себя минёром и сапёром мнит. Благо, городское лётное училище – неисчерпаемый источник дюралюминия. Бьются курсанты-летуны на учебных «Мигах» при заходе на посадку, так что, в нашем распоряжении целое кладбище покореженных самолётов.
Забирайся, отламывай, что пожелаешь. Или на самогон у тех же караульных выменивай. А дальше всё просто. Напильник, тиски, ненавистные контурные карты, и… Только глаза и руки береги. Так шарахает, что… Что у девчонок школьная форма с платьицем выше головы катится.
Если,
С Вадькой и Мишкой что-нибудь повзрывать – пожалуйста. А одноклассниц подводить под контузию и горькие слёзы – увольте. Я с ними по-другому воюю.
И почему мне все девчонки врединами кажутся? Причём, только знакомые. На других иногда посмотреть можно, а свои какие-то карикатуры ходячие».
— Ты оглох? — вернула меня на землю карикатура из соседского племени Стёп. — Гоняться за тобой надо?
— Слово давала игнорировать, а сама гоняешься? — занял я сразу же круговую оборону, нацепив кольчугу высокомерно-надменного размера.
— Ты же дружить предлагал. Ну, тебя! Я к нему…
— Со всею душой, а у меня интерес небольшой? — не сдержался я и отточил мастерство пересмешника. — Без обид. Что стряслось? В школе будем кровных врагов из себя корчить. Говори, что случилось? — снизошёл я до простого общения с высшим существом вселенной.
— Мы с тобой вчера не гуляли? Или позавчера? В кино, там… Никуда не ходили? — начала мямлить Оленька, явно стесняясь.
— С чего ты взяла? Всадников без головы насмотрелась? Или мультиков про эскимосское оружие?
— Откуда ты про всадника узнал? Я же ничего не… Не сказала ещё, — ужаснулась соседка и почти потеряла дар речи вместе с самообладанием.
— А я мысли читать умею. Мне способность по наследству досталась. От дядьки. Берегись! Меня не тронь! Всемогущий я… Гармонь. Даже знаю, что ты кошек не любишь. Особенно рыжих. А шоколадки «Алёнка», как семечки лузгаешь.
Не думай. Я за тобой не подглядывал. Ха-ха! Зато, не глядя, могу перечислить все твои портфельные сокровища. Больше всего мне коллекция твоя нравится. Зачем ты её в школу таскаешь? Чтобы Элла не позаимствовала? — припомнил я нескольких самодельных мышек из разноцветного бисера.
— Копался в моём портфеле, пока я на перемене… — пришла в себя Оленька и зашипела змеёй Натуркой.
— Очнулась? Слава… Мне. Обойдём по тротуару или напрямки через строительные буераки? По следам военно-заборных зло-действий? — спросил я попутчицу на углу Кропоткина и нашей улицы, меняя тему разговора.
— По тротуару. Я по тротуару, а ты где пожелаешь.
— Значит, вооружённое перемирие? Хорошо, что я тебя всего неделю знаю, а то бы вообще не якшался и не бодался. Цени мгновения моего гения.
— Какую неделю? Мы с первого класса… Не знала, что ты такой высокомерный и спесивый, — вздохнула разочарованная Дульсинея.
— А ещё я плаксивый и некрасивый. Девиц… Тёток… Тьфу ты! Девочек стесняюсь до дрожи в коленках. Поэтому всегда в маске-фантомаске. Кстати.
Чуфырь, чуфырь! Теперь я и про Фантомаса знаю. Ты его не видела, но всё равно терпеть не можешь. Как и Тарзана. И по чужим портфелям я…
Грешен.
— С тобой не соскучишься. Не пойму только, кого ты из себя корчишь? — воспарила духом Оленька и, вздёрнув носик, ускорила шаги.
— Такая «Аврора» мне больше нравится. Ножку тяни. И про купальник помни. После уроков твоё тело для колдовского дела! — изобразил я раскатистый магический голос волшебника Изумрудного Армавира и отпустил соседку подальше вперёд.
«Про взрывные кассеты ей надо рассказать. Чтобы была наготове. Новый год не за горами, и уже в ноябре канонада загремит своими испытательными взрывами. А я самолично видел, как у одной несчастной платьице на макушке узлом завязалось. И всё из-за того, что эта простофиля увидела, как ей подкинули кассету и, нет, чтобы отскочить в сторону, замерла, выронила портфель, ещё и руками уши закрыла. Вот все юбочки и комбинашки подпрыгнули от взрывной волны до самой маковки, не встретив по пути никаких рукастых препятствий.
Правда, тогда не Новый год был. Девчонка эта точно без куртки или пальто была. А может, она на перемене гуляла?.. Это же около уличного туалета случилось.
Да какая разница? Всё равно же ей и больно, и стыдно до слёз было.
Как же мне о таком другой девчонке рассказать? Намёками не получится, а открытым текстом… В рожу вцепится и исцарапает. Подумает, что это я сделал, а ей хвастаюсь.
Может, правда, взять её с собой? Там она душой соображать будет, а не вредностью, — размечтался я незнамо о чём, от того ли, что рыцарство во мне проснулось, или третий глаз засвербел, собираясь вот-вот открыться. — Ещё ей про электричество рассказать надо. Когда зимой на школьной крыше всё замерзает, левая дождевая труба начинает током бить. Не смертельно, но неприятно.
Тоже высший хулиганский пилотаж. Мы и сами иногда собирались в токо-банду человек в пять пацанов, кто посмелее, и выстраивались в подобие цепи. Вроде как, бродили на перемене или ещё до уроков, а сами ожидали какую-нибудь зеваку, которая поближе от нас проходила. А потом, раз! Все впятером моментально в эту самую цепь строились, хватаясь друг за дружку руками, как в хороводе. Самый первый из нас потом хватался за эту оцинкованную трубу, а последний уже должен был держаться за руку жертвы.
Хлоп! Ток от трубы через всех нас незаметно проходит, да как шарахнет зазевавшуюся мадам! Причём, мы безболезненно электричество через себя пропускали только когда делали всё слаженно и правильно. Главное было рассчитать до секунды.
Без ошибок, само собой, не обходилось. Но удовольствие того стоило. Не от издевательства над девчонками, конечно, а от собственной ловкости и отчаянности.
Все наши матёрые и учёные девчушки-подружки в школу только после начала уроков приходили. И никто их никогда не ругал. Это чтобы по пути их не намылили снегом, особенно в начале зимы, особенно после первого снега.