Изящная комбинация
Шрифт:
— Самая сложная часть это синхронизация развертки, — Бонч-Бруевич склонился над монтажным столом. — Мотор «АЭГ» должен работать абсолютно стабильно, иначе изображение поплывет.
Сорокин, не отрываясь от логарифмической линейки, быстро делал расчеты:
— При данной частоте вращения диска получаем шестьдесят кадров в секунду. Этого достаточно для контроля плавки.
— Вот смотрите, — Зотов развернул на столе ватманский лист с чертежами. — Система разбита на независимые контуры. Первый — температурный режим печи. Сигнал от термопары
Бонч-Бруевич одобрительно кивнул, разглядывая схему:
— А второй контур?
— Контроль давления в регенераторах, — Зотов быстро чертил карандашом на бумаге. — Здесь датчики давления «Вестон» через отдельный усилительный каскад управляют клапанами. При отклонении от нормы включается световая и звуковая сигнализация.
По заводу уже прокладывали бронированные кабели управления. Рабочие в брезентовых рукавицах осторожно опускали в траншеи тяжелые свинцовые оболочки.
— Самое интересное здесь, — Зотов указал на центральную часть схемы. — Все сигналы сводятся на общий пульт. Диспетчер видит полную картину работы цеха. А при нештатной ситуации система автоматически переходит в безопасный режим.
Сорокин, щурясь через стальные очки, изучал расчеты:
— Василий, а как решили проблему с задержкой сигнала? При такой длине кабелей будут неизбежно возникать задержки.
— Вот здесь, — Зотов показал на сложную схему усилителей, — промежуточные каскады на лампах ГК-3. Они не только усиливают сигнал, но и компенсируют запаздывание.
В мартеновском цехе монтажники уже устанавливали первые датчики. Термопары в защитных чехлах из жаропрочной стали, манометры с электрическими контактами, конечные выключатели на заслонках.
— А это, — Зотов достал из планшета еще один чертеж, — система аварийной защиты. При исчезновении питания или обрыве кабеля все агрегаты автоматически переходят в безопасное состояние.
— Гениально, — прошептал Величковский, машинально складывая пальцы веером. — Простое и элегантное решение. Это даже лучше, чем у немцев.
Бонч-Бруевич задумчиво прошелся вдоль пульта:
— Знаете, молодой человек, вам бы в нашей лаборатории поработать. Такой талант.
— Нет уж, — я положил руку на плечо Зотова. — Этот самородок нам самим нужен. У нас еще весь завод автоматизировать.
В этот момент ожил один из первых смонтированных приборов — стрелка амперметра качнулась, показывая нагрузку печи. Система начинала жить.
Через неделю после монтажа я стоял на смотровой площадке мартеновского цеха. Внизу ревели печи, но теперь их работой управляла автоматика.
— Смотрите, — Зотов указал на самописец «Сименс-Гальске». — Температура держится точно на заданном уровне — тысяча шестьсот сорок градусов. Раньше сталевар определял ее на глаз, через смотровое окно. Ошибка могла достигать тридцати градусов.
На круговой диаграмме прибора вычерчивалась идеально ровная линия. Никаких скачков и провалов, характерных
— А вот здесь, — он перешел к соседнему щиту, — контроль подачи газа и воздуха. Система поддерживает оптимальное соотношение. Экономия топлива — двадцать процентов.
Сорокин, не отрываясь от логарифмической линейки, быстро производил расчеты:
— При текущих ценах на газ это дает экономию около тысячи рублей в сутки. Только на одной печи.
В центральной диспетчерской дежурный инженер спокойно следил за показаниями приборов. Раньше здесь суетились пять человек, постоянно выбегая в цех для проверки.
— Главное преимущество — стабильность процесса, — пояснял Величковский, слегка вытянув шею. — Человек устает, теряет внимание. А автоматика работает с абсолютной точностью круглые сутки.
На световом табло загорелась зеленая лампочка — печь готова к выпуску плавки. Раньше сталевар определял готовность, беря пробы металла. Часто ошибался, пережигая сталь.
— За прошлую неделю, — доложил мастер Лебедев, сверяясь с журналом, — ни одной бракованной плавки. Такого у нас еще не было.
В углу диспетчерской работала гордость Бонч-Бруевича — система передачи изображения. На матовом экране электронно-лучевой трубки можно было видеть внутренность печи. Оператор контролировал процесс, не подходя к раскаленному зеву.
— А это, — Зотов указал на ряд самописцев, — полная запись всех параметров плавки. Теперь мы точно знаем историю каждой партии стали. Можем анализировать, улучшать технологию.
Величковский взял одну из диаграммных лент:
— Невероятно! По этим записям я могу точно определить химический состав стали. Даже не беря проб. Просто по характеру кривых. Где такое видано?
Я посмотрел на доску показателей. За неделю работы автоматики производительность выросла на тридцать процентов. Расход топлива снизился, качество металла стало стабильным.
— И ведь это только начало, — Зотов горящими глазами смотрел на пульт управления. — Можно автоматизировать загрузку шихты, разливку стали… Представляете, целый завод под управлением одного диспетчера!
В этот момент в цехе начался выпуск плавки. Раньше это была сложная операция, требующая виртуозного мастерства сталевара. Теперь автоматика плавно открыла летку, и поток металла хлынул в ковш. Точно по графику, точно заданной струей.
В центральную диспетчерскую влетел размашистый грузинский акцент Серго:
— Ну, где ваше чудо техники? Показывайте!
Орджоникидзе, в распахнутом пальто с каракулевым воротником, стремительно вошел в помещение. За ним спешили сотрудники наркомата в кожаных тужурках, щелкали затворы фотоаппаратов «Фотокор».
Я слышал, что он придет, но не думал, что так неожиданно. И так быстро.
— Прошу к пульту управления, Серго Константинович, — я указал на центральное место диспетчера. Ну ладно, раз пришел, пусть посмотрит. — Отсюда можно контролировать все процессы плавки.