Изыди
Шрифт:
«Уо-о-от здесь» означало построение на центральном проходе. Выполнять команду, не предусмотренную уставом, никто не собирался, тем более что замполиту никакое построение и не нужно было - это ясно читалось на его задумчивом лице. Так же неожиданно, как и выбежав, Плавчук, постояв несколько секунд, забегал обратно.
Бедняга замполит! Мы относились к нему не то чтобы пренебрежительно - так, путался под ногами. Нам было его даже жаль. Мы относились к нему, как конь к ездоку, чьей команды он не понимает и недоумённо трясёт ушами: «И кто это там сзади? Скакать мешает».
Ещё раньше, чем мы, замполита раскусили его сослуживцы-офицеры, поэтому каждые
«Луконин, пудъём! Ну-ка, всем пудъём! Ну пудъём же!» - будил нас Плавчук по утрам, будучи, как всегда, оставленным на присмотре за вверенным ему личным составом. Букву «в» замполит заменял буквой «у», и тогда Власов у него становился Уласоуым, а Врабий - Урабием. Власов и Врабий деланно обижались, но коверканьем своих фамилий пользовались. «А я не Уласоу», «Я не Урабий», - отвечали они и не вставали. И, раздосадованный, Плавчук шёл будить других.
«Да пошёл ты на…» - отвечали ему сонный Луконин и все остальные, кого, перебегая от одного к другому, Плавчук безуспешно пытался поднять. Из числа отслуживших год и выше поднять не удавалось никого.
«Ну что значит «на»?.. Почему сразу «на»?.. Уже на заутрак пора, а уы спите!» - возмущался замполит.
Призванный из запаса по какой-то разнарядке, Плавчук явно занимал не своё место и был как алюминиевая ложка среди столового набора, состоящего сплошь из стальных ножей и вилок. Но зато когда он попросил нас помочь ему перевезти вещи на его новую квартиру, мы вызвались все до одного. Замполит был единственным, кто нас просил, а не приказывал. Он ни разу не наказал никого из нас, сопляков в военной форме.
– Представь, Крюк, я сегодня ночью того - уделался! Реально. Приснилось, будто я нашу медсестру… ну, сам понимаешь… - поделился как-то Луконин со мной интимным.
Медсестра Лидочка не сходила с солдатских языков и была неизменной составляющей любого трёпа о злободневном. Какие только фантазии ни озвучивались, какие только байки про её доступность ни присутствовали в батальонном сексуальном фольклоре!
Лидочка была женой начальника штаба Ломова, выискивавшего повсюду криминальный секс. Он следил за всеми с таким рвением, будто пытался уберечь себя от бесчестия и оправдать своё ревностное отношение к службе. Ломов и наш Плавчук в любое время дня и ночи могли появиться ниоткуда в самый неожиданный момент.
– А ну, воин, подойди-ка сюда! Почему ремень болтается?
И вечное солдатское, сто раз услышанное, не заставляло себя долго ждать:
– Ну… просто…
– Та-а-а-к. Просто ремень не подтянул, просто убил, просто изнас…
– … Тов-а-а-а-рищ капитан, да никого я не насиловал, - не дожидаясь окончания страшного обвинения начштаба, блеял солдат, добавляя про себя «и вашу жену тоже». Последнее, судя по всему, было чистой правдой - в противном случае наши фантазии на тему Лидочки давно б уже обросли грубыми подробностями.
Через неделю после ночного происшествия с Лукониным то же самое случилось и со мной: простыня утром стояла колом.
– Нам бром подсыпают. Это чтоб не сильно хотелось, - уверял меня Луконин. Видимо, он действительно
Помимо содержания в образцовом порядке розеток и электропроводки, а также замены лампочек, в его обязанности входило изготовление хлебной жижи - то есть перевод хлеба из твёрдого состояния в жидкое. Эта жижа использовалась в качестве основной составляющей в приготовлении самого вкусного солдатского кушанья.
Вообще я считаю, что процесс превращения хлеба в полуфабрикат для котлет достоин того, чтобы уделить его описанию если и не целую главу, то уж несколько страниц точно. Исключительно из уважения к этому сакральному для солдат блюду.
Описание приготовления хлебной жижи для мясных котлет, зажаренных на огромном противне на солдатской кухне
Поскольку Луконин был главным электриком, назначенным устным приказом заместителя командира части по продовольственному снабжению майора Пузанова, прозванного солдатами Пузом, то за все электрические устройства и приборы, включая мясорубку, отвечал электрик части, то есть Луконин.
Каждый вечер, после совместной с дежурным нарядом очистки в пять-десять ножей двух ванн картошки, Луконин отправлялся к своей «валторне» (как он ласково называл мясорубку), и начиналось таинство. В отдельной комнате, вдали от посторонних глаз, на каменном полу стояла огромная стационарная мясорубка со страшным жерлом-воронкой. Жерло с удовольствием засасывало в себя любой пищевой боезапас.
Устройство покоилось на четырех стояках и походило на молодого коняшку, приготовившегося прыгнуть на любого врага, вздумавшего посягнуть на святое - продуктовые запасы танкового батальона.
На вопрос «а “валторна”-то почему?» Луконин с гордостью отвечал, что когда мясорубка работает, то поёт так, что любой духовой оркестр почитал бы за честь иметь её в своём составе. Вот ещё лирик нашёлся!
Никакого мяса прокручивать не требовалось - основная затея заключалась в том, чтобы в двух сорокалитровых алюминиевых баках замочить двадцать буханок хлеба, то есть, залить их доверху водой, поставить рядом с мясорубкой и закрыть комнату на ключ. Утром, после подъёма, Луконин шёл на кухню и включал свою «валторну». Затем он доставал из баков хлебную жижу той консистенции, что очень подходила для наших любимых котлет, являвшихся второй солдатской радостью после женщин. А иногда и вместо них. Как и Плавчук, котлеты помогали забыть, что мы здесь выполняем свой долг перед Родиной. Когда меня призывали на срочную службу защищать родное отечество, я никак не думал, что военная служба будет совмещена с котлетами самым непосредственным образом. Хотя, может, для нас, восемнадцатилетних мальчишек, котлеты как раз и были главным объектом этой самой защиты.
С чувством брезгливости Луконин обречённо вылавливал из воды то, во что превратился хлеб за ночь, и, как в библейскую преисподнюю, опускал в жерло-воронку выскальзывавшие из рук жидкие кусочки. Перегнав всю полученную за ночь хлебную массу из одного бака в другой, предварительно подставленный возле сопла (тысячедырчатого отверстия на выходе этого электромузыкального чудовища), он относил полученную субстанцию непосредственно в жарочную. И на обед мы уже ели восхитительные жареные «котлеты», приготовленные поваром сержантом Мясникяном и главным электриком ефрейтором Лукониным (лычку Лука получил через месяц после вступления в должность).