Къ изученію заговора и колдовства въ Россіи.

1917 г.

3

Предлагаемая

вниманію читателей работа является попыткою привести въ извстность нкоторую часть матеріала по заговору и колдовству, относящагося къ XVII вку.

Матеріалъ этотъ мало-по-малу собирается въ значительномъ количеств, благодаря изученію рукописей этого столтія, и получаетъ первенствующее значеніе въ ряду записей заговоровъ и колдовскихъ обрядовъ послдующихъ лтъ.

Большее вниманіе въ нижеслдующей работ отдается заговору, какъ литературному произведенію, и колдовской обрядъ привлекается лишь, какъ исходная точка многихъ заговорныхъ формулъ. Психологическія же основы колдовства и заговора не разсматриваются.

5

Въ Московскомъ Архив М. Юстиціи хранится цлый рядъ длъ, касающихся колдовства и знахарства *). Эти судебныя бумаги заключаютъ въ себ во многихъ случаяхъ запись заговоровъ, этого необходимаго орудія вдовства; поэтому он могутъ служить цннымъ матеріаломъ для исторіи заговора на Руси, особенно для выясненія тхъ вншнихъ условій, въ которыхъ распространялся и развивался заговоръ.

При изученіи вышеназванныхъ судебныхъ длъ передъ изслдователемъ открывается яркая картина такого быта, необходимою принадлежностію котораго былъ заговоръ. Историческія показанія свидтельствуютъ о томъ, что съ одной стороны за заговоромъ признавали спасительную силу, избавляющую отъ болзни, неудачи и бды, и прибгали къ нему въ различныхъ жизненныхъ случаяхъ; съ другой стороны заговоръ считали опаснымъ, „еретическимъ“ орудіемъ, такъ какъ онъ могъ погубить человка, и потому настаивали на уничтоженіи его въ лиц его знающихъ. Но какой

6

бы ни былъ заговоръ, его заучивали и употребляли, какъ во спасеніе, такъ и на погибель.

Такимъ образомъ и положительная и отрицательная сторона заговора вызывала желаніе обладать имъ; желаніе это приводили въ исполненіе, вслдствіе чего заговоръ былъ хорошо знакомъ всмъ слоямъ общества; вс сословія признавали его значеніе и не относились къ нему безразлично. Мало того, что знали заговорныя слова, знали и то, что съ ними должно въ большинств случаевъ соединяться извстное дйствіе, что нкоторые предметы въ связи съ заговоромъ получали благодтельную или вредоносную силу. Наконецъ, знали и то, что губительный заговоръ могъ издалека настигать свою жертву. Такое знаніе было не только частнымъ, но и общепризнаннымъ. Правительственнымъ требованіемъ было, чтобы, присягая царю, клялись не прибгать къ заговору и также къ дйствіямъ и предметамъ, съ нимъ связаннымъ. Въ подкрестной записи еще XVI в. на врность царю читается: „Также мн надъ Государемъ своимъ въ ств и пить, ни въ плать, ни въ иномъ ни въ чемъ лиха никакого не учинити и не испортити….на слду всякимъ вдовскимъ мечтаніемъ не испортити, ни вдовствомъ по втру никакого лиха не насылати и слду не выимати“ 1).

Судебныя дла послдующихъ лтъ показали, что какъ разъ пища, питье, одежда и слдъ человка чаще всего служили проводниками губительной силы заговора. Заговоры передавались изустно, а иногда и посредствомъ письма; какъ т, такъ и другіе имли присущія имъ особенности, по которымъ и опознавались, причемъ опознавались не только свдущими людьми, но почти каждымъ, услыхавшимъ или прочитавшимъ ихъ: таково было знаніе заговоровъ. Богородицкій попъ Давидъ 2) билъ челомъ царю

и великому князю еодору Алексевичу на Мишку Кирева и на жену его Аринку въ порч его дочерей, указывая, что посл словъ ея „чтобъ-де бы имъ до замужества тми руками ни ткать, ни прясть“ двушки заболли. Волхвъ-коновалъ Дороей

7

Прокофьевъ былъ сожженъ въ сруб за то, что по свидтельству разныхъ людей „заговорными словами по втру напущалъ“ на царя Петра Алексевича въ подмосковномъ сел Хорошов 1). Вра въ слово была глубока въ народ; слову приписывали внутреннюю силу, которая могла оказывать вліяніе иногда даже помимо желанія человка, его произносившаго; произносимое же съ извстнымъ намреніемъ, оно какъ бы усиливалось въ своемъ вліяніи и становилось опаснымъ орудіемъ.

Каковы же были эти устные заговоры, ходившіе въ разныхъ слояхъ русскаго общества въ XVII вк? Не было ли какой нибудь опредленной разницы между городскимъ и сельскимъ заговоромъ? Судебныя бумаги даютъ нкоторую возможность отвтить на эти вопросы уже потому, что он подробно описываютъ, въ какой обстановк и при какихъ обстоятельствахъ произносился тотъ или другой заговоръ, кто и съ какой цлью прибгалъ къ волшебной заговорной рчи, и тщательно излагаютъ ихъ. Эта тщательность записи объясняется тмъ, что „заговорныя“ рчи были исходной точкой судебнаго дла и воздйствовали на его окончательное ршеніе. Если устанавливалось, что заговорныя рчи были причиною болзни или смерти, он опредлялись, какъ вредоносныя, и навлекали на знающаго ихъ суровую кару. Но, различавшіеся по своей внутренней сил, устные заговоры со вншней стороны по своему строенію были похожи между собою: по большей части они отличались несложностью содержанія и краткостью изложенія; это простое, но опредленное выраженіе какого нибудь желанія, иногда усложненное сравненіемъ: „чтобъ-де бы имъ до замужества тми руками ни ткать, ни прясть“ 2); „какъ мертвый не вставаетъ, такъ бы онъ не вставалъ; какъ у того мертваго тло пропало, такъ бы онъ пропалъ вовсе“; „каковъ-де тяжелъ столбъ, такъ-де бы и попадь было тяжело“ 3); „какъ духъ

8

по свту ходитъ, такъ и ты бы отошелъ по свту“ 1); „какъ люди смотрятся въ зеркало, такъ бы мужъ смотрлъ на жену, да не насмотрлся; какъ-де тое соль люди въ ств любятъ, такъ бы мужъ жену любилъ“ 2). Простота приведенныхъ заговорныхъ реченій заставляетъ предполагать, что многія изъ нихъ составлялись тотчасъ же, какъ только въ нихъ являлась нужда, и представляли собою непосредственное отраженіе того или другого душевнаго состоянія. Такое заговорное реченіе въ большинств случаевъ связывалось съ какимъ нибудь дйствіемъ; такъ заговоръ на погибель человка соединялся съ хожденіемъ на могилу за землею: „ходила… Овдошка ночью на погостъ, имала съ могилы землю и ту землю съ приговоромъ давала пить“… 3) „Аринка украла у попадьи кокошникъ да подубрусникъ… свекровья ея велла положить подъ столбъ и говорить: „каковъ-де тяжелъ столбъ, такъ-де бы и попадь было тяжело“.

Повидимому и дйствіе при заговор не отличалось сложностью и совершалось въ узкихъ предлахъ повседневнаго быта съ помощью предметовъ, по существу совершенно безопасныхъ. Между тмъ дйствіе при заговор, подобно сопровождающимъ его рчамъ, по внутреннему своему значенію было опаснымъ и страшнымъ, и трудно ршить, что пугало больше, слова или дйствія, совокупность ли ихъ. Нкоторые поступки и безъ заговорнаго реченія являлись страшными по ихъ слдствію; вышеупомянутый попъ Давидъ такъ жаловался въ судъ: „Объявились у меня…. въ изб за потолкомъ въ углу заткнуты коренья и земля“… И въ распрос обвиняемый сказалъ: „Затыкалъ за потолокъ… для того, чтобъ онъ, попъ Давидъ, со всею семьею сохли и отъ той сухотной болзни они померли“ 4). Крестьянинъ идетъ къ воевод съ жалобой на то, что „…онъ, Тимошка о свадьб испортилъ его сына .. Мишку .. вышелъ изъ своихъ воротъ