К суду истории. О Сталине и сталинизме
Шрифт:
До сих пор никто не знает, сколько людей в Советском Союзе умерло от голода в 1932 – 1933 гг. Многие исследователи сходятся на цифре 5 млн человек, другие называют 8 млн человек, и они, вероятно, ближе к истине. Число погибших было больше, чем в 1921 г. и чем в Китае во время страшного голода 1877 – 1878 гг. Об этом свидетельствуют косвенные данные. В книге «Народонаселение СССР» приводятся данные о численности украинцев в СССР: по переписи 1926 г. их было 31,2 млн, а по переписи 1939 г. – 28,1 млн человек. Абсолютное уменьшение за 13 лет составило 3,1 млн человек. Между тем за эти же 13 лет численность белорусов увеличилась на 1,3 млн человек, то есть почти на 30%. За период с 1926 по 1939 г. численность казахов уменьшилась на 860 тыс., уменьшилась численность и некоторых других национальных меньшинств [257] . Всему этому могло быть только одно объяснение – голод начала 30-х гг.
Справочники ЦСУ в течение шести лет (1933 – 1938) повторяли одни и те же данные о численности населения СССР – данные на 1 января 1933 г.: 165,7 млн человек. Выступая в декабре 1935
Но Сталин поторопился со своим выводом об увеличении прироста населения и о том, что жить стало «веселее». Перепись 1939 г. дала цифру 170,4 млн человек. Чистый прирост составил, таким образом, менее 1 млн человек в год. Что касается более «веселой» жизни в СССР, то об этом речь будет ниже.
О ВВЕДЕНИИ ВНУТРЕННИХ ПАСПОРТОВ В СССР
Своеобразной репрессивной кампанией стала и проведенная в начале 30-х гг. паспортизация части населения страны.
Известно, что в царской России паспортная система служила в первую очередь целям полицейского надзора и ограничения передвижения в стране. Паспортная система настолько усложняла жизнь простых людей, что одним из важных требований революционно-демократического движения в России в конце XIX и начале XX в. было требование отмены внутренних паспортов и гарантия свободы передвижения. Естественно, что после Октябрьской революции паспортная система в СССР была отменена, и это считалось одним из важнейших демократических мероприятий нового пролетарского государства. В Малой Советской Энциклопедии, изданной в 1928 – 1930 гг., можно прочесть следующее: «Паспортная система была важнейшим орудием полицейского воздействия и податной политики в так называемом “полицейском государстве”. Паспортная система действовала в царской России. Особенно тягостная для трудовых масс, паспортная система стеснительна и для гражданского оборота буржуазного государства, которое упраздняет или ослабляет ее. Советское право не знает паспортной системы…»
В СССР в 20-е гг. паспорта выдавались гражданам лишь при поездках за границу. О таком именно «краснокожем» и «молоткастом» советском паспорте писал Маяковский в стихотворении «Стихи о советском паспорте», которое включено во все хрестоматии по советской литературе.
Положение, однако, стало меняться с началом коллективизации, а тем более во время голода, когда миллионы голодающих крестьян устремились в города. Если после Гражданской войны миллионы жителей городов спасались от голода в деревне, то в начале 30-х гг. жители деревень спасались от голода в городах, где положение с продовольствием было все же лучше. Не зная, как справиться с этим стихийным перемещением миллионов людей, сталинское руководство приняло решение – вновь ввести в стране паспортную систему. При этом право на получение паспортов имели только рабочие и служащие, но не крестьяне. Их свобода передвижения была, таким образом, существенно ограничена. Усилился контроль и за свободой передвижения всех граждан.
В начале 1930 г. журнал «Большевик» опубликовал некоторые замечания Христиана Раковского как пример «троцкистской клеветы на партию». X. Раковский, между прочим, писал: «За фикцией собственников-колхозников, за фикцией выборного управления создаются отношения, оставляющие далеко позади все то, что мы видим теперь в совхозах. Дело в том, что колхозники не будут работать сами на себя. Единственное, что будет расти, цвести и развиваться в колхозах, – это будет новая колхозная бюрократия. Она будет всех видов и родов. Детище бюрократической фантазии… колхозы, объединяющие под одной крышей все слои крестьянства, исключая явных кулаков, будут опоясаны во всех направлениях стальными обручами бюрократического аппарата. Колхозы будут во всем терпеть нужду, но эта нужда будет широко компенсирована чиновниками и охранителями, тайными и явными. Это подтверждает еще раз, что чиновничий социализм рождает в свою очередь чиновников и то, что социалистическое общество, к которому, по уверениям официальных писак, мы подошли уже вплотную, будет царством чиновников…
…Оказавшись в тяжелом положении, бедняки и батраки, – писал далее Раковский, – станут уходить массами в город, оставляя деревню без рабочих рук. Неужели может случиться, чтобы наша пролетарская власть издала закон, прикрепляющий бедняка и середняка к его колхозу, а нашу красную милицию обязывающий ловить на улицах беглецов и водворять их на место жительства?!» [259]
К сожалению, многие из этих горьких пророчеств Раковского, которые в начале 1930 г. воспринимались читателями «Большевика» как нечто немыслимое для пролетарского государства, стали действительностью в конце 1932 г. и в начале 1933 г. Советскому государству действительно пришлось при помощи паспортной системы прикреплять бедняков и середняков к их колхозам и обязывать «красную милицию» ловить и выдворять голодающих крестьян со станций и из городов.
Нелишне отметить, что паспортизация послужила не только прикреплению крестьян к их колхозам.
В 1920 г. видный деятель кооперативного движения, блестящий экономист и писатель А. В. Чаянов издал в Москве небольшую книгу «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Эта книга вышла в свет под псевдонимом Ив. Кремнев и с предисловием видного публициста-большевика В. В. Воровского. Год издания книги был временем, когда в России вновь резко обострились противоречия между городом и деревней и по стране прокатилась волна крестьянских восстаний, сурово подавленных Красной Армией. Описывая в своей утопии возможное дальнейшее развитие этой борьбы между городом и деревней, автор рассказывает нам, как с течением лет деревня будет постепенно одолевать город. Крестьяне сначала сумеют добиться уравнения избирательных прав с рабочими и получат большинство во всех высших органах Советской власти. К 1932 г. политическая власть в России будет уже прочно находиться в руках крестьянских лидеров, которые начнут постепенно переустройство всей экономики на началах индивидуального крестьянского хозяйства и кооперативных предприятий. Города станут постепенно уничтожаться. Восстание горожан против крестьянской власти будет подавлено в 1937 г., и города растворятся среди окружающих их сельских районов, что не помешает ни научно-техническому прогрессу, ни сохранению военной мощи нового крестьянского государства, которое сумеет легко справиться с военной агрессией индустриально-городской Германии. Действительное развитие событий в СССР пошло совсем иным путем, чем мы видим в утопии А. Чаянова.
О НЕДОСТАТКАХ И ОШИБКАХ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
Ошибки и злоупотребления властью при проведении коллективизации неоднократно подвергались критике как в советской, так и в зарубежной литературе. Менее освещенным остается вопрос о недостатках и злоупотреблениях властью Сталиным при проведении индустриализации.
Мы не собираемся ставить здесь под сомнение большие успехи, достигнутые нашей страной в годы первой пятилетки. Только за период с 1928 по 1933 гг. в СССР было построено 1 500 крупных предприятий и заложены основы таких отраслей промышленности, каких не знала царская Россия, – станкостроения, автомобилестроения, тракторостроения, химической промышленности, авиационной промышленности. Было налажено производство мощных турбин и генераторов, качественных сталей, ферросплавов, синтетического каучука, азота, искусственного волокна и др. За годы первой пятилетки были введены в строй тысячи километров новых железных дорог и каналов. Крупные очаги промышленности были созданы на бывших национальных окраинах России – в Средней Азии и Закавказье, в Казахстане, в Татарии. Возрос промышленный потенциал Урала, Сибири и Дальнего Востока, где начала возникать вторая топливно-металлургическая база нашей промышленности. Была создана оборонная промышленность. По всей стране возникли сотни новых городов и рабочих поселков. В громадную работу по созданию в СССР современной промышленности вложил немалый труд и Сталин. Однако и в этой области Сталин действовал нередко не как мудрый государственный деятель, а как прожектер и волюнтарист, создавая для страны и партии дополнительные трудности.
Известно, например, что пятилетний план 1928/29 – 1932/33 гг. был составлен в двух вариантах – отправном и оптимальном, причем отправной план был примерно на 20% меньше оптимального.
Составление двух вариантов плана было связано не только с недостатком опыта в деле планирования, но и с невозможностью точно предсказать такие важные для первого пятилетнего плана факторы, как состояние сельского хозяйства, возможности получения западных кредитов и товаров по линии внешней торговли. Уже первый год пятилетки показал, что наличие двух вариантов плана является не только разумным решением, но что основным для страны должен стать именно отправной план. Между тем в ходе обсуждения проектов пятилетнего плана большинство наметок отправного плана было объявлено уступкой «правому» уклону. Фактически Сталин ориентировал все партийные организации на выполнение пятилетки именно в оптимальном ее варианте, который и был утвержден на XVI Всесоюзной партийной конференции.
Однако в первые два года работы стало ясно, что в СССР отсутствуют важные условия для выполнения оптимального плана пятилетки. Западные кредиты были слишком малы. Экспортные ресурсы СССР также оказались недостаточными. Из-за мирового экономического кризиса цены на сырье на западных рынках резко упали. За каждую машину Советскому Союзу приходилось вывозить в 2 – 2,5 раза больше сырья и материалов, чем это предполагалось ранее. К тому же в нашей стране уменьшилось валовое производство сельского хозяйства. Если раньше предполагалось, что производство сельскохозяйственной продукции будет расти и накопления из этой отрасли можно будет широко использовать при создании промышленности, то теперь приходилось пересматривать все эти расчеты. Доля использованного для развития промышленности прибавочного продукта, произведенного в сельском хозяйстве, за годы первой пятилетки составила в среднем 33,4%. В начале пятилетки эта доля приближалась к 50%, а в 1932 г. составила только 18,1% [260] . Голодающая деревня к концу первой пятилетки мало чем могла помочь развитию промышленности.