К суду истории. О Сталине и сталинизме
Шрифт:
По свидетельству старого большевика А. В. Снегова, находившегося тогда на ответственной партийной работе на Украине, главным организатором процесса СВУ было ГПУ Украины, возглавлявшееся В. Балицким. Последний выполнял прямые директивы Сталина. Не были в стороне от организации процесса СВУ и руководители партийной организации Украины: С. Косиор, Н. Скрыпник и В. Чубарь. Главными государственными обвинителями на процессе были прокуроры Л. Ахматов и Михайлик, общественными обвинителями выступали П. Н. Любченко и академик А. Н. Соколовский. Как считает Снегов, хотя националистические настроения среди украинской интеллигенции в те годы и были весьма сильными, но все главные обвинения в адрес СВУ были ложными, да и никакого СВУ как организации в действительности не существовало. Это подтвердили мне и двое подсудимых, которые остались в живых после 25-летнего заключения и еще в 70-е гг. жили на Украине, – профессор-филолог В. Ганцов и инженер Б. Ф. Матушевский. Впрочем, к такому же выводу мы можем прийти сегодня и при чтении материалов
В связи с раскрытием новой «подпольной партии» органы ГПУ начали подготовку большого политического судебного процесса. Были заготовлены необходимые для этой цели фальсифицированные показания, к судебному процессу предполагалось привлечь большое число людей – в основном из агрономов и кооператоров. Процесс уже «репетировался», но Сталин отменил его, что-то, видимо, не ладилось в его подготовке. Арестованные, конечно, не были освобождены, их осудили в закрытом порядке. В печати позднее не раз упоминалась Трудовая крестьянская партия, однако критике подвергались не столько какие-то конкретные действия членов ТКП, сколько теоретические высказывания и труды московских профессоров, возглавлявших якобы эту партию.
Осенью 1930 г. было объявлено о раскрытии ОГПУ вредительской и шпионской организации в сфере снабжения населения важнейшими продуктами питания, особенно мясом, рыбой и овощами. По данным ОГПУ, эта организация возглавлялась бывшим помещиком профессором А. В. Рязанцевым и бывшим помещиком и генералом Е. С. Каратыгиным, а также другими бывшими дворянами и промышленниками, кадетами и меньшевиками, «пробравшимися» на ответственные должности в ВСНХ, в Наркомторг, в Союзмясо, в Союзрыбу, в Союзплодовощ и другие аналогичные организации. Как сообщалось в печати, эти «вредители» сумели якобы расстроить систему снабжения продуктами питания многих городов и рабочих поселков, организовать голод в ряде районов страны, на них же возлагалась вина за повышение цен на мясо и мясопродукты, за выпуск недоброкачественных консервов и т. п. ОГПУ также не решилось провести по этому делу открытый процесс. В отличие от других подобных процессов приговор на этот раз был крайне суров – все привлеченные по данному делу 46 человек были расстреляны по постановлению закрытого суда. Разумеется, обоснованность подобного рода обвинений и приговора вызывает сегодня законные сомнения.
ПРОЦЕСС ПРОМПАРТИИ И ПРОЦЕСС СОЮЗНОГО БЮРО
С 25 ноября по 7 декабря 1930 г. в Москве проходил новый, теперь уже открытый политический процесс над группой видных технических специалистов, обвиненных во вредительстве и контрреволюционной деятельности, – так называемый процесс Промпартии. Председателем суда был А. Я. Вышинский, одним из государственных обвинителей – Н. В. Крыленко. Защитниками на процессе выступали И. Д. Брауде и М. А. Оцеп.
К суду по обвинению во вредительской и шпионской деятельности было привлечено восемь человек: Л. К. Рамзин – директор Теплотехнического института и крупнейший специалист в области теплотехники и котлостроения, а также видные специалисты в области технических наук и планирования: В. А. Ларичев, И. А. Калинников, Н. Ф. Чарновский, А. А. Федотов, С. В. Куприянов, В. И. Очкин, К. В. Ситнин.
Все эти люди, по данным обвинения, представляли собой руководящий комитет созданной якобы еще в конце 20-х гг. подпольной Промышленной партии, которая ставила своей задачей организацию вредительства и диверсий, саботажа и шпионажа, а также помощь в подготовке интервенции западных держав с целью свержения Советской власти. Создание Промпартии связывалось с крупным инженером и промышленником П. А. Пальчинским, который в это время был уже расстрелян в числе пяти жертв «шахтинского дела». Организаторы нового процесса хотели таким образом увязать «шахтинское дело» и дело Промпартии. Было объявлено, что общее число членов Промпартии вместе с периферийными группами составляет около двух тысяч человек, в основном из числа высококвалифицированной технической интеллигенции.
На суде все обвиняемые признали себя виновными и дружно давали самые невероятные и подробные показания о своей шпионской и вредительской деятельности, о связях с эмигрантской организацией
Но и в западных странах прошла волна обращений и заявлений с протестами против судебного процесса в Москве. Специальное заявление опубликовал Пуанкаре. В этом заявлении говорилось: «…Устраивали ли профессор Рамзин и другие члены Промышленной партии заговор против правительства их страны – этого я не знаю. Я не являюсь их духовником… Я должен, во всяком случае, повторить, что ни Бриан, ни я, ни французский генеральный штаб ничего не знали ни в 1928 году, ни раньше или позже о подлинных или мнимых проектах Промышленной партии, что, следовательно, мы никогда их не одобряли и не поощряли… Что касается меня, то в момент врангелевской экспедиции я публично осудил операции подобного рода как иллюзорные и опасные… Если бы мне были известны намерения, приписываемые сегодня Промышленной партии, то я, без сомнения, отнесся бы к ним как к авантюре еще более опасной, чем дело Врангеля, и никоим образом не согласился бы кинуться в эту авантюру. Я хотел бы, чтобы мне сказали, в каком таинственном зале русские заговорщики беседовали с моим двойником и на основании каких полномочий он дал им аудиенцию. Я желал бы прежде всего, чтобы мне сообщили мнимые планы французского генерального штаба и чтобы мне указали, где, когда и при каких условиях должно было произойти мнимое нападение» [271] .
Любопытно, что полный текст заявления Пуанкаре (как и многие подобные заявления) был опубликован в «Правде», оглашен на процессе и приобщен к делу, что должно было демонстрировать объективность нашего судопроизводства. В 1930 г. доверие публики к советскому суду еще было мало поколеблено, поэтому заявление Пуанкаре, известного противника коммунизма, воспринималось скорее как доказательство существования заговора.
Через несколько месяцев после процесса Промпартии в Москве состоялся еще один открытый политический процесс – судебный процесс по делу так называемого Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков). К суду были привлечены: В. Г. Громан, член президиума Госплана СССР; В. В. Шер, член правления Государственного банка; Н. Н. Суханов, литератор; А. М. Гинзбург, экономист; М. П. Якубович, ответственный работник Наркомторга СССР; В. К. Иков, литератор; И. И. Рубин, профессор политэкономии, и др., всего 14 человек. Председателем суда на этот раз был Н. М. Шверник, одним из государственных обвинителей – Н. В. Крыленко. Обвиняемых защищали И. Д. Брауде и Н. Коммодов. Большинство обвиняемых в прошлом действительно принадлежали к партии меньшевиков, но покинули ее и работали затем в хозяйственных и плановых органах. Однако по данным обвинения все они в 20-е гг. тайно вступили вновь в партию меньшевиков, образовав подпольный центр этой партии в СССР.
Подсудимые обвинялись во вредительстве, особенно при составлении государственных планов. Если верить обвинению, то подсудимые сознательно занижали эти планы, чтобы сдержать развитие промышленности и сельского хозяйства. Согласно обвинительному заключению, между Союзным бюро, Промпартией и ТКП существовало тайное соглашение об организации интервенции и вооруженных восстаний. При этом Промпартия брала на себя ведение переговоров с правительствами капиталистических стран, формирование «летучих боевых отрядов» из инженеров и техников для организации диверсий и террора, а также организацию военного заговора с участием некоторых лиц из высшего командного состава РККА. ТКП якобы брала на себя организацию крестьянских восстаний и беспорядков в частях Красной Армии, а также снабжение всех восставших против Советской власти продовольствием и оружием. Союзное бюро якобы брало на себя создание в городах отрядов «гражданской гвардии», захват правительственных учреждений, создание первого временного контрреволюционного правительства.
В обвинительном заключении содержались утверждения о тесных связях Союзного бюро с бывшими оппозиционными группировками в большевистской партии (и «левыми», и «правыми»). Некоторые из пунктов обвинения были прямо направлены против Д. Б. Рязанова, занимавшего в начале 30-х гг. пост директора Института Маркса – Энгельса – Ленина. Крупный теоретик и историк марксизма Д. Б. Рязанов был известен своим отрицательным и даже пренебрежительным отношением к Сталину.
Когда начался процесс, все подсудимые признали себя виновными и дали подробные показания о своей вредительской деятельности. На одном из заседаний суда Н. В. Крыленко огласил, опять-таки в целях демонстрации «объективности», специальное заявление заграничного руководства меньшевистской партии по поводу проводимого в Москве процесса. В этом заявлении говорилось: «…1) Выдвинутые против нашей партии обвинения в том, что она вела “вредительскую деятельность”, состояла в связи с контрреволюционными организациями русской буржуазии, получала от них денежную помощь и держала курс на военную интервенцию империалистических держав против России, стоят в таком противоречии к общеизвестной позиции и политике русской социал-демократии, что для каждого честного человека сам собой очевиден клеветнический характер этих обвинений, о чем уже публично заявил Исполком II Интернационала.