Кабахи
Шрифт:
— Я бы сказал — неплохие места!
— Он-то считал, что загоняет меня к черту на рога… А я и сам давно собирался в горы. Издали ведь не вникнешь толком, чем жив чабан, какие у него нужды и заботы. Да и овцу надо знать не только в виде шашлыка!
— Свет на овцах не клином сошелся! Вот сегодня я встретил Джашиашвили. За что вы его выставили из милиции?
— Где ты его встретил? Здесь, в Телави?
— Her, в Чалиспири. В столовой. у Купрачи.
Лицо у Теймураза потемнело.
— Ох, загубим мы этого чудесного парня! Вот увидишь! Что
— Пил.
— Загубим парня, как пить дать, загубим.
— Ну, Джашиашвили не так легко загубить. А все-таки чем он провинился?
— Ничем. Он только выполнил долг честного человека.
— И за это его сняли с работы?
— Да, только за это… Но назови меня бесчестным человеком, если я дам его в обиду. Где мы найдем такого работника? Да он и сам в другой район не пойдет. Милиция должна быть безукоризненной! Погоди, я сверну шею двум-трем бюрократам, и увидишь, какие там останутся замечательные, ребята! Почему одна паршивая овца должна позорить все стадо? Луарсаб зря надеялся избавиться от меня, заслав на все лето в горы!
— А хорошо теперь в горах! С каким удовольствием я бы поохотился! Помнишь праздник в Тушети? Здорово мы тогда повеселились! Девушки с ума сходили от восторга. Но напоить меня ты все же не сумел!
— Тушинское пиво крепкое, я думал, легко тебя одолею… По-прежнему ездишь в экспедиции или уже приготовил диссертацию?
— До диссертации еще далеко, надо собрать гораздо больше материала.
— Ты за этим сюда приехал?
— Не только за этим.
— Зачем же еще?
— Я вступил в колхоз.
У Теймураза вытянулось от удивления лицо.
— Что?
Шавлего улыбнулся:
— Правду говорю. Я уже снялся с партийного учета в университете.
— Ты шутишь!
— Пусть на шутнике шуты верхом ездят! Вот справка о снятии с учета.
Теймураз потер в задумчивости подбородок и еще раз окинул испытующим взглядом своего гостя:
— Свихнулся?
— Разве что совсем немножко. А в райком я зашел для того, чтобы узнать, получено ли из Тбилиси мое личное дело.
Теймураз помолчал с недоуменным видом, потом снова потер подбородок.
— Что ж, видно, у тебя есть на то причины. И вид у тебя не такой, как обычно… Да-да, дошли и до нас слухи о твоих подвигах!
— О каких подвигах?
— Не прибедняйся! И не думай, что мы тут сидим в кувшинах, накрывшись крышками.
— Ну, если не в кувшинах, так около них посидеть, наверно, не отказываетесь. Что тебе наплели?
— Ну-ну, уже прицепился! Я пошутил. Уж и пошутить с тобой нельзя?
— Шутки потом. А сейчас скажи мне, где тут у вас сектор учета?
— Куда спешишь? Так скоро тебе надоело мое общество? Посиди, поговорим. А потом пойдем ко мне, я покажу тебе своих малышей.
— Нет, нет, сейчас я не могу к тебе в гости… Отложим до другого раза.
— Тогда пойдем к Геге, я угощу тебя телавским хинкали.
— Вот от этого не откажусь. Так ты ступай по своим делам, проведай больного, а тем временем и я освобожусь. Завернем
— Хорошо, заберем с собой и Ростома. А сейчас я пойду с тобой в сектор учета.
— Незачем — ты только объясни мне, где он помещается.
— Тут же, на третьем этаже. Как поднимешься, направо по коридору, вторая дверь.
— Ладно, как-нибудь найду.
— Не забудь, что потом ты должен зайти сюда.
— Рассчитывай на меня.
Шавлего отыскал дверь с надписью «Сектор учета кадров» и постучал в нее. Никто не отозвался. Он хотел было уйти, но передумал и еще раз попытал счастья.
— Кто там, входи! — послышалось из-за двери.
Шавлего толкнул дверь и вошел.
Прямо против входной двери, лицом к ней, сидел за письменным столом хозяин кабинета и читал газету, развернув ее перед собой.
Газета пропускала свет, падавший сзади из окна; посередине раскрытого листа смутной тенью обрисовывался силуэт головы читающего. Шавлего стоял на пороге и смотрел, как подрагивает в холеных пальцах покрытая убористой печатью бумага..
Он заложил руки за спину и несколько раз прошелся по комнате. Потом остановился перед столом и сухо сказал:
— Вы пригласили меня войти.
— Возьми стул, посиди немного.
Хозяин кабинета опустил газету и строго взглянул большими красивыми глазами на посетителя.
Изумленный возглас вырвался у Шавлего. Он остановил тяжелый, настойчивый взгляд на хозяине кабинета.
Тому явно пришлось не по вкусу это беззастенчивое разглядывание. Он нахмурился.
— Кого тебе нужно, товарищ?
Шавлего улыбнулся.
Сидевший за столом, словно постепенно пробуждаясь от летаргического сна, заморгал и уставился на посетителя расширенными глазами. Лоб у него то собирался в складки, то разглаживался, лицо перекосилось, как от боли. Он стал медленно подниматься со стула, как бы подпираемый невидимым домкратом.
Где-то, когда-то он уже видел эту зловещую улыбку… Но где и когда? Дай бог памяти… Постой, постой… Кажется, это… это…
Заведующий учетным сектором, ощутив внезапную слабость в ногах, опустился на стул. Вытащив платок, он вытер лоб, провел платком по глазам, потом зачем-то высморкался и неловко, трясущейся рукой запихал смятый кусок шелка обратно в карман. Наконец он кое-как овладел собой, откинулся на спинку стула и, собравшись с силами, спросил деланно равнодушным тоном:
— Кого тебе нужно, товарищ?
Улыбка сбежала с лица Шавлего.
Сидящий за столом изо всех сил старался уклониться от устремленного на него в упор пронзительного взгляда.
— Слышишь или нет? Кого тебе, товарищ?
— Я хотел видеть заведующего учетным сектором.
— Я заведующий. Чего тебе нужно?
— Удивительно! Вы не ошибаетесь?
— Что тут удивительного? Ты разве не читал надписи на дверях?
— Ничего не понимаю!
У заведующего учетным сектором покраснел затылок, вздулись жилы на шее. Он проговорил сдавленным голосом: