Кабахи
Шрифт:
— Так вот, значит, и ходишь по свету, сражаешься со злом, как Дон Кихот?
— А ты не смейся над Дон Кихотом, никогда не смейся! От века именно донкихоты были зачинателями всех великих дел в мире. Может, то, что мы поднялись сюда, к старой крепости, ты тоже считаешь за донкихотство?
— Что ж, так оно и есть. Это место непригодно для виноградной лозы.
— Почему? Ведь лоза именно такие места и любит!
— На этих кручах и каменистых склонах трудно устроить террасы.
— Трудностей
Русудан усмехнулась:
— Ну, уж на этот раз их не обманешь. Стадион в этих скалах?
— А их и не придется обманывать. За осень и зиму мы все тут расчистим.
— Я не шучу, Шавлего. Земли левого берега Алазани сильно отличаются от правобережных. Здесь преобладают осадочные, безызвестковые почвы. А на возвышенностях, таких, как эта, почвенный слой неглубок и щебнист. Может быть, посадить лозы и удастся, но главное ведь обработка, уход. Вон посмотри вокруг — тропки, протоптанные скотиной, усеяны щебнем и камешками. И из всех трав растет только осенчук.
Шавлего приподнялся, сел, свесил ноги с башни и посмотрел на русло речки, на водопад, свергающийся с обрыва, на склоны крепостного холма. Некоторое время он напряженно думал, всматриваясь в окрестности.
— Разве обязательно сажать именно виноград? А если плодовые деревья? Это и легче, и уход требуется не такой тщательный. Знаешь, какие деревья вырастают в расщелинах скал? Я видел в горах. Древесным корням немного нужно — достаточно узкой трещины в скале. Вот посмотри, на чем тут выросла дзелква. Ни следа земли — одна известковая кладка. На этих кручах прежде был, оказывается, густой лес. Мой дед еще застал неподалеку от крепости несколько старых дубов.
Русудан покачала головой:
— Дуб и дзелква, может быть, и сумеют тут укорениться, но яблоня, груша, персик — культурные растения. Захиреют они без воды.
— Без воды? Да у нас того и в мыслях не было. Можно на Берхеве, против крепости, поставить водокачку. Тогда вся гора Верховье, Подлески, Чахриала станут орошаемыми. И вы уже не сможете ссылаться на малоземелье.
— На малоземелье — нет, но на тощие земли неизбежно.
— Эх ты, агроном! Как будто не знаешь лекарства для тощей земли!
— Ну что ты говоришь, Шавлего! Село никак не может клуб выстроить, а ты хочешь поставить тут водокачку.
— Все зависит от степени желания… Постой, постой, Русудан… Что сталось с теми отрезками земли, которые после ревизии оказались превышающими норму и были отобраны у владельцев? Как вы их используете? Насколько мне известно, на них ничего не произрастает, кроме бурьяна и крапивы. А ну-ка, сложи их вместе, сколько получится! Что молчишь? Отобрать у крестьянина земельный участок и оставить его неиспользованным — это, по-моему,
— Ты так глядишь на меня, словно это я во всем виновата. Собрать эти клочки и полоски, соединить их никак нельзя, в том-то и беда. Прежние владельцы не имеют права их обрабатывать, а колхоз не может — из-за того, что они раскиданы между приусадебными участками… Иногда подбрасываем здесь или там узкий лоскут земли Ефрему или еще кому-нибудь как милостыню. Над этим действительно стоит призадуматься.
— Не призадумываться надо, а действовать. Мы оба-и ты и я — члены правления. Пойдем сегодня же к дяде Нико.
— Ты забыл, что сегодня воскресенье.
— Он и по воскресеньям вечерами сидит в конторе. А нет, так пойдем к нему домой.
— Я хотела бы и Реваза прихватить… А Реваз домой к нему не пойдет.
— Да, не пойдет — ты права. И думаю, не одна только гордость тому причиной.
— Ты имеешь в виду Тамару? Хорошая девушка, но есть у нее один недостаток: всякого, кто смеет возражать ее отцу, она считает своим врагом. Вот и на меня она косо смотрит именно по этой причине.
— Ого! Это уже важнее, мимо этого пройти нельзя.
— Реваз — парень боевой. Нынешнюю свою позицию — этакое безразличие ко всему — он не долго сохранит.
— Да на что мне сдался Реваз? Я уже махнул рукой на Реваза. Вчера весь день провел у него, уламывал, уговаривал, да только все это как горох об стенку. Какой-то он замкнутый стал, угрюмый. И к тому же инертный, бездеятельный. Чего-то там ковыряется у себя дома…
— Очень на него подействовала эта история. Я даже не думала, что так его подкосит. Он ведь гордый, самолюбивый — вот и не смог снести это гнусное обвинение.
— «Надо выстоять в беде», как говорит Руставели. Я человек действия. Ну-ка вставай, и осмотрим вместе все эти крутосклоны. Мыслимо ли, чтобы здесь нельзя было устроить-террасы и посадить фруктовые деревья! Завтра же подкачусь к дядюшке Фоме, посоветуюсь с ним. Надо подобрать засухоустойчивые породы. И привить их на диких подвоях — на лесных грушах и яблонях. Ну, поднимайся.
— Дай мне руку, помоги встать.
Шавлего наклонился, поцеловал кончик ее точеного носа и подхватил девушку на руки.
— Шляпа! Шляпа! — закричала Русудан, когда Шавлего, прижав ее к груди, стал спускаться с верхушки башни. — Ты собираешься купить мне еще одну?
Шавлего вернулся, подобрал шляпу и легко перепрыгнул с одной полуразрушенной стены на другую.
Девушка негромко вскрикнула, обвила его шею руками и спрятала лицо у него на груди.
— Осторожней, Шавлего, не вырони меня!
Шавлего остановился, улыбнулся.
— Мы, Бучукури, не так-то легко выпускаем то, что попало к нам в лапы.