Кабахи

Мрелашвили Ладо

Сико покачал головой:

— Как он только не постыдился прийти на похороны?

— Сообразил хоть, что на поминки оставаться ему не следует, сказал: дескать, мне как члену партии неудобно…

— Да как бы он на поминках людям в глаза глядел?

— Зато явился председатель ревизионной комиссии.

— Кто-нибудь из его шайки непременно должен был там присутствовать.

— Нико нарочно его прислал.

— Ну разумеется, нарочно. А вечером ему доложили во всех подробностях, что было, кто как говорил.

— Но дочка его прямо душу мне

перевернула!

— Да, да, подумай, как эта малышка всех поразила!

— Не такая уж малышка, в самый раз — ни старше, ни моложе не надо.

— Совсем туда переселилась?

— Ну да, совсем. Надела траур и объявила всему свету, что она вдова Реваза.

— Значит, по-настоящему любила!

— Любила, да как! Видал — чуть сама над гробом не отдала богу душу.

— У меня сердце кровью обливалось — так ее было жалко.

— А у меня все нутро перевернулось, когда я глядел на нее.

— И от сестры крепко нашему Нико влетело.

— А сестра что?

— Плюнула на него и без долгих разговоров укатила к себе в Пшавели.

— Что ж, он совсем один в этом огромном доме остался?

— Ну, зачем один — мало ли кто у него там еще…

Тедо спрятал улыбку в усы.

— Давайте, как говорится, вернемся к нашему ослу, а то ночь так пробежит, что и не заметим. Остался у нас завтрашний день — один только день. Вечером — общее собрание. Отчет и перевыборы.

— Удивительное дело — сперва Нико так торопился с собранием, с чего же потом стал тянуть?

— Это такой аферист, каких свет не видывал! Заметил, куда гнет Теймураз, и сразу понял, что надо оставить врагам поменьше времени. Вот и уговорил всех: девятнадцатое, мол, слишком далеко, как бы не опоздать…

— А теперь?

— А теперь Реваза нет, бояться ему пока некого. Заодно и людей постарался задобрить: дескать, в селе траур, не время сейчас проводить собрания.

— Как же он все-таки сумел так затянуть дело?

— Наверно, сверху его поддерживают, а то на свой страх и риск он едва ли решился бы.

— Ладно, что было, то прошло. Теперь это уже неинтересно. Главное: как завтра действовать? Может, вы собираетесь оставить его председателем и на этот раз?

— Что ты, Тедо, боже упаси! Скажи нам, что мы должны делать, как посоветуешь, так и поступим.

— На что вам мои советы, вы же не дети… Когда я был председателем, вы все были у меня как у Христа за пазухой… Большой груз я собираюсь взвалить на плечи, но уклоняться не стану. В конце концов, должен же хоть раз, хоть когда-нибудь, встать во главе села совестливый человек? Люди измучились: на работу выходят до зари, возвращаются, когда уже стемнеет, и все же, посмотрите, сколько мы распределили на трудодень? Никак не насытит Нико всю свою родню, каждый мало-мальски приличный пост занят его родичем. Председатель ревизионной комиссии — Георгий, его двоюродный брат; бухгалтер — самый близкий его друг-приятель. В секретари парткома его же определил, никому больше такой пост не доверил. Завскладом — Лео Бочоночек. Привез из Телави какого-то

торгаша и растратчика, записал в колхоз и отдал ему на откуп целую торговую точку. А взять хоть Купрачу — этот столовую в собственную лавочку превратил.

— Ну, в Купраче, сказать по правде, есть плохое, а есть и хорошее.

— Хапает, но и помочь человеку рад.

— Давеча случился у парнишки Ника Чаприашвили заворот кишок. Купрача бросил свою столовую и за пятнадцать минут доставил мальца на машине в Телави.

— Да, да, этого парнишку Купрача от смерти спас.

— Умеете вы все раздуть! Ну ладно, к чертям Купрачу. А помните, как Нико старика Габруа дважды в Цхалтубо посылал, а потом и пенсию ему назначил? Еще что-нибудь припомнить?

— Хватит. Ты научи нас, как завтра действовать.

— Что вас учить — голова у каждого есть на плечах, вы не маленькие. Как только приму колхоз, тотчас все получите повышение. Вот, скажем, Маркоз — человек молодой, бригадир. Ему в самый раз быть заместителем. Сико очень подойдет должность председателя ревизионной комиссии. Иосиф… Иосифа мы попросим быть секретарем парткома. Думаю, он нам не откажет. В торговую точку пошлем Автандила. Хороший парень. А склад… На складе нужен тоже хороший парень.

— Нужен? Так вот он я!

— А я что — на груше сижу и ткемали ем?

— И мне склад оскомины не набьет!

— Кому, тебе? У тебя в котелке дырка — заделай ее сначала…

— Он блажной, Тедо, потому и иссох!

— Я блажной? Это ты полоумный! В детстве, бывало, набьешь карман козьим пометом и грызешь, что твою хурму!

— Кто, я? А помнишь, однажды Купрача тебе сказал, что медведь, если упадет с дерева, начинает потом жиреть? Ты потихоньку забрался во двор к нашим, влез на грушу и брякнулся с нее на землю. Целый месяц провалялся в постели.

— Так это сук подо мной обломился. А ты, помнишь, как-то раз…

— Ладно, ребята, перекоряться да ссориться не из-за чего. Никто не останется в обиде. Сейчас главное — дать понять людям, что. мы все затеваем для их же пользы… На собрании все рассядетесь врозь и будете давать разъяснения сидящим рядом.

— Одно только ты забываешь, Тедо, — как будут держаться комсомольцы? Ведь эта их бригада имеет теперь огромный вес в колхозе.

— Ничего я не забываю, Сико. Тедо никогда не был дураком. Сколько уж времени мой Шалико работает не покладая рук в этой бригаде. Все Верховье под крепостью и Чахриалу перекопал. Спроси его, что комсомольцы говорят.

Шалико не стал дожидаться расспросов — отпустил пояс на чуть запавшем животе и исподлобья глянул на отца.

— Вся наша бригада точит зубы на дядю Нико. Из-за одного, говорят, Реваза не оставим его в председателях. Надувной сказал: если его не завалят, я пойду и скажу ему, чтобы сам добровольно убрался. А если, говорит, заартачится, что там гараж — взорву его самого вместе со всем домом и двором.

— От Надувного еще и не того можно ожидать!

— Ежели бес в него вселится, все, что угодно, сделает.