Каин. Образы зла
Шрифт:
А теперь судьбоаналитическая психология предпримет попытку развести аффекты и настроения по двум отдельным видам побуждений. Она предполагает, что так называемое пароксизмальное побуждение, манифестирующее приступами, связано с аффектами, а побуждение к контакту, манифестирующее в создании связей и в освобождении от них, то есть в сфере контактов, связано с настроением. На основании этой гипотезы страдания приступами (эпилепсией и истерией, а также разнообразными их вариантами) принадлежат к заболеваниям аффектов. А меланхолией и манией – к заболеваниям настроения. Оба вида заболеваний являются изначально эндогенными, а значит – со специфической наследственной предрасположенностью к «своим» психическим заболеваниям.
Также мы должны ответить и на вопрос: а не окрашены ли настроениями и иные психические заболевания, такие как гомосексуализм, садомазохизм, кататонная и параноидная шизофрении? И далее: не сопровождаются ли аффектами, как меланхолия и мания, и все другие категории психических заболеваний? Ответ будет следующим.
Каждое психическое заболевание и каждое состояние, при котором болезнь отсутствует, сопровождаются аффектами, а существование человека всегда окрашено настроением. Однако лишь при эндогенно пароксизмальных заболеваниях (эпилепсия, истерия и их эквиваленты) эти аффекты выливаются в настоящие припадки; и аналогично только при настоящих, эндогенных контактных заболеваниях соответствующие настроения доходят до меланхолии или мании.
Если, таким образом, у сексуально-, Я- или контактно-больного человека без приступов, без приступообразных действий имеют место каинитические аффекты, то он просто «Каин», а не эпилептик или истерик. Однако если у сексуально-, Я- или контактно-больного человека дело доходит уже до настоящих припадков (убийство в аффекте,
Однако отношения между самоубийством и депрессией могут стать еще сложнее в связи с тем, что и депрессия, и самоубийство часто бывают тесно связаны еще с какой-нибудь страстью. Причем общим во всех этих страстях является стремление к саморазрушению. Этот факт ставит нас перед вопросом: а не является ли в этом случае стремление к саморазрушению пароксизмальным, а значит, каинитическим по происхождению, или же оно является следствием депрессии? И играют ли они оба, и пароксизмальность, и депрессия, общую роль в самоубийстве одержимых болезненной страстью? Прежде чем ответить на этот вопрос, давайте познакомимся с самоубийцей, у которого мы находим как одержимость болезненной страстью, так и сексуальные перверсии вкупе с маникально-депрессивным психозом.
Пример 19. Самоубийство маникально-депрессивного, перверсного и одержимого болезненной страстью мужчины.
54-летний коммерсант, занимающийся оптовой торговлей колониальных (бакалейных) товаров, приходивший ко мне на прием в 1953 году с депрессией в фазе усиления. Поддерживать с ним психиатрически необходимый непрерывный контакт было практически невозможно, так как дела требовали от него, чтобы он постоянно курсировал между Бразилией, Голландией, Германией, Австрией, Италией и Швейцарией. Вследствие этого все наше общение ограничивалось – наряду с приемом обычных антидепрессантов – лишь отрывочным врачебным обследованием. Чтобы правильно понять судьбу мужчины в истории ее развития, нам необходимо вернуться к его корням.
Его дедушка по матери был в маленьком городке в Восточной Европе фабрикантом и банкиром, наживавшимся на ростовщических процентах. Также он был страстным игроком в карты и жутким бабником. Образ его жизни носил черты снобизма и стремления подражать вельможам. И его единственная дочь, мать пациента, усвоила эти качества. Отцовскую страстность она проявляла в патологическом стремлении все покупать, в ониомании. Отец предоставлял ей торговый кредит, и она покупала себе одежду, обувь, шляпки, чулки, зонты, ювелирные изделия в таком количестве, что несколько комнат едва ли могли вместить в себя все эти вещи. Когда она, совсем юной, умерла – через 12 дней после рождения пациента – после нее осталось этого добра столько, что его могло бы хватить на хороший магазин женской моды. Наряду со страстным стремлением покупать, она еще и вела, как и ее отец, разгульную до авантюризма сексуальную жизнь. Когда наш пациент был уже взрослым, он узнал, что в свое время его мать очень торопилась выйти за кого-нибудь замуж, так как была беременна от одного из своих поклонников, который не хотел на ней жениться. И еще ему говорили, что этот его биологический отец был польским аристократом и что впоследствии вместе со своей невестой он лишил себя жизни. Однако выяснить об отце что-либо достоверное пациенту так и не удалость. Смерть же его матери произошла, должно быть, вследствие преждевременного выхода ее из послеродового периода.
Пробанд рос как без матери, так и без отца, поскольку законный муж его матери после смерти жены переехал в другой город и посещал «сына» лишь время от времени. Постепенно полностью прекратились и эти отношения. Взяли себе его на воспитание бабушка и дедушка. Бабушка, тихая, скромная женщина, воспитывала внука с подчеркнутой педантичностью. Она умерла, когда ему было семь лет. С тех пор он жил уже в абсолютном одиночестве. Его дедушка был одержим желанием возместить утраченную дочь, которую он очень любил и в которой видел свою копию. И теперь он старался изваять такую же копию из внука, и это ему удалось во всем, вплоть до мельчайших деталей.
В школе пациент господствовал над приятелями как «принц или престолонаследник» (это его слова). Он привязывал их к себе подарками и приглашениями посетить кондитерскую и обращался с ними как тиран. Хотя вместе с матерью он и не жил, тем не менее в нем проявилось в возрасте полового созревания ее навязчивое желание покупать.
Рубашки из превосходного шелка, шелковые носовые платки – все это он покупал себе на предоставленный ему дедушкой торговый кредит.
Позже и шелковое нижнее белье, и костюмы дедушка заказывал внуку уже в Вене.
Начиная с 19 лет он делает карьеру коммерсанта в торговле колониальными (бакалейными) товарами, его коммерческие способности бурно развиваются, достигая небывалого уровня. Он говорил: «Я носил в своей голове глобус со всеми самыми точными данными по моей отрасли. Я был вундеркиндом». Коммивояжером бакалейных товаров прибывает он в столицу и сразу же приобретает известность в своей отрасли как успешный предприниматель. Вскоре он получает должность главного представителя одной из самых крупных иностранных фирм по импорту бакалейных товаров в Европу и очень скоро становится богатым. Однако эта стремительная карьера не пошла на пользу его характеру. Его тщеславие и самонадеянность, эгоизм и нарциссизм разрослись до небывалых размеров. Его всегда окружала толпа паразитов, аферистов, охотников до чужих денег, подозрительных на вид приближенных, заискивавших перед ним, которые эксплуатировали его и водили по ночным ресторанам. Таким образом, он превратился в завсегдатая баров и ресторанов. Он уже был не в состоянии жить без этих ночных ресторанов, так как только там он мог снова играть ту свою «роль принца», которую он играл в возрасте полового созревания в кондитерских перед школьными приятелями. Эти ночные рестораны обусловливали не только его пьянство, но и его сексуальные отклонения.
Свою сексуальную жизнь начал он в двенадцать лет с мальчиками. Затем в 16 лет он изнасиловал свою ровесницу, дочь портнихи. Вскоре после этого он стал главным посетителем борделя и первым бабником столицы, окунувшись в разврат с женщинами от заурядных легкодоступных простушек до знаменитых актрис, которые в большинстве своем были еще и лесбиянками. Он приводил их к себе по две. Его сексуальная потребность носила черты триолизма [19] , причем он получал удовольствие, играя роль вуайериста, наблюдающего за лесбийским половым актом двух женщин, к которым некоторое время спустя он иногда подключался как мужчина. В большинстве случаев у него отсутствовала эрекция, а ему хотелось унизить женщину. До самой своей смерти он предавался таким гомосексуально окрашенным триолистическим половым сношениям, на которые тратил огромные суммы. В 37 лет он женился на одной учительнице музыки, брат которой опустился на самое дно развратного образа жизни.
Учительница была очень энергичной женой, предпринимавшей попытки удерживать мужа от ночных ресторанов, злоупотребления алкоголем и актрис, однако безуспешно. Когда жена родила ему сына, она бросила мужа, желая, чтобы ее сын вырос «приличным человеком». Позже они разошлись. В тот момент пациент впервые оказался в самом узком месте своего такого надменного, эйфоричного существования. Он тяжело переносил застой в делах и развод. Появились невротические симптомы: страх перед смертью, навязчивое желание наводить порядок и все очищать, тики при смущении, обиде или при страхе, что получит отказ. Он стал меланхоличным и впервые, в 39 лет, у него появилась мысль о самоубийстве. Когда же он из этой меланхолии выходил, еще сильнее возобновлялись его ночная жизнь и пьянки в гостиничных барах. Его финансовое положение снова резко улучшилось, он зарабатывал, по его словам, по 50 000 $ ежегодно, из которых тратил он около тридцати тысяч. Наряду с субретками, одной из основных его страстей было все то же фамильное стремление все покупать: но никогда он не ограничивался покупкой одного галстука, одного костюма, одной лишь пары обуви или нижнего белья, он всегда брал половину, а то и всю дюжину. И сразу все оплачивал. Кроме этого, его счет в магазине парфюмерно-галантерейных и аптекарских товаров ежемесячно возрастал на такую сумму, которую могла превзойти лишь примадонна. Дважды в день он менял свои рубашку и нижнее белье, ежедневно принимал ванны с пенными ароматизаторами, поскольку у него было желание пахнуть так же хорошо, как пахли его партнерши по сексу – актрисы. Он снимал аристократическую
Пациент, который мог каинитически безжалостно уничтожать своих деловых противников, по отношению же к своим оплачиваемым друзьям и той толпе льстецов, которые липли к нему, как грязь к сапогам, он хотел бы быть чрезмерно расточительным. Ибо лишь эти нахлебники давали ему иллюзорное чувство удовлетворения в стремлении быть всем и все иметь, иллюзию, что он владеет всеми и правит ими с могуществом короля. Его тщеславие и жажда власти не имели границ. Он платил за то, чтобы казаться значительнее того, кем он на самом деле был. В 48 лет у него случился тромбоз коронарных сосудов. Однако он не обратил особое внимание на это предупреждение и продолжил свою традиционную гипоманиакальнуя ночную жизнь с пьянками, вечеринками и триолизмом, пока резко не участились у него меланхолические фазы. Их поводом были в основном нарцисстическая обида на общество, плохие дела, кризис в мировой экономике и т. д. По моему глубокому убеждению, его меланхолия, так же как и его мания, имели все ту же эндогенную природу. Мысли о самоубийстве становились у него все глубже и приходили к нему все чаще. Он был не в состоянии понять необходимость отказа от идеи своего величия и иллюзий «феодальной» жизни или, по крайней мере, значительного их сокращения. Но едва лишь проходила меланхолическая фаза, как он снова пытался сосредоточить в своих руках огромное богатство, чтобы снова стать «королем» в своей отрасли, однако дела его не ладились.
В 1956 году его чувство заброшенности снова привело к мысли о смерти.
Он вынужден был залезать в долги, и, когда сроки его начинали прижимать, он предпринимал попытку самоубийства и всегда с помощью снотворных препаратов. 1957 год был для его дел катастрофическим.
Он должен был закрыть свое дело и продолжать работу уже в качестве служащего. Однако нарцисстическая обида не позволяла ему согласиться с этой службой. Все для него стало неинтересным, серым. Он курил по 50 сигарет ежедневно и больше нигде не показывался.
С 1953 по 1957 год мы имели возможность следить за его душевным состоянием с помощью теста Зонди. Согласно тесту, у него доминировали женственные Мольреакции (80 % Moll к 20 % Dur). Точно так же доминировал и принцип удовольствия по отношению к принципу реальности (7:3). С годами его стремление к саморазрушению возрастало все больше и больше. Стремление уйти через псевдологию фантастического содержания в ирреальный мир фантазий также усиливалось.
На основании исследования его побуждений пациент был отнесен к маникально-депрессивному классу побуждений. Тестологически установленное подтверждается гипоманиакально-одержимыми образами жизни как его дедушки и матери, так и его собственного существования.
Последний раз я видел пациента осенью 1957 года. Тогда он возвращался в свой родной город. Я писал его сыну, который в то время жил вместе с отцом, о том, что его жизнь подвержена опасности суицида, и то, что он нуждается в серьезном психиатрическом лечении. Через два месяца я получал сообщение о том, что он покончил с собой.
19
Сексуальная практика, при которой в совершении полового акта участвуют три человека. – Прим. пер.
Судьбу этого мужчины, как меланхолического и одержимого болезненной страстью, так и маниакально-инфлятивного и время от времени негативистски девальвирующего все ценности мира, который в деловой жизни действовал, как жестокий Каин, жаждущий все сделать своим, но который в своей семье, в кругу друзей, напротив, был все раздающим, легкомысленным Авелем, который в своей сексуальной жизни предавался триолизму, можно использовать в качестве парадигмы того, как тяжело бывает порой мотивировать самоубийство. Бессмысленно искать мотив преступления лишь в одной депрессии, или в страсти, или в актуальном нарушении аффекта, или же в сексуальной аберрации [20] либо только в кризисе окружающей среды. Скорее всего, нашей задачей должен бы быть многомерный анализ действий самоубийц, и рассмотрение его в качестве обобщающего результата бесчисленных возможностей существования конкретной судьбы. Предыдущий случай можно рассматривать еще и в качестве парадигмы, в которой смоделирован комплекс всех тех особенностей судьбы человека, которые ведут его к самоубийству, из-за которых и происходят все самоубийства, и этими станциями, от рождения и до смерти толкающими человека на самоубийство, являются:
20
Отклонение от нормы, от aberratio (лат.). – Прим. пер.
I. Фрустрация раннедетского стремления к партиципации, к дуальному союзу с матерью. В нашем случае мать умерла, когда пациенту было всего 12 дней. В большинстве же случаев мать живет, однако создание дуального союза с нею является затрудненным. Отсутствие этого первого, формирующего судьбу дуального союза с матерью и делает маленького ребенка «одержимым стремлением к партиципации». Мы говорим о «страсти стремления к матери», имеющей свой наследственный корень.
II. Страсть стремления к матери в раннем младенчестве обусловлена физиологически. Физиологическая обусловленность заключается в том, что маленький ребенок, потеряв материнскую грудь, тут же замещает недостающую мать большим пальцем своей руки и начинает его сосать. Сосание – это не только первая страсть человека, это также и постоянно действующая исходная модель для всех страстей более позднего возраста. Суть всех страстей, по нашему мнению, как раз и заключается в стремлении заменить мать «средством» или «действием». Так как страсть – это перманентный протез, заменяющий утраченную мать в стремлении восстановить утраченный дуальный союз с нею [96].
Чем дольше продолжается фрустрация партиципативной связи мать – ребенок, тем больше вероятность того, что в будущем ребенку предстоит оказаться жертвой какой-либо страсти. Наш пациент может служить парадигмой этому утверждению. Наряду с инфантильной страстью стремления к партиципации с матерью, многие маленькие дети на фрустрацию этого стремления проявляют еще и реакцию Каина.
III. Каинитические реакция грудных детей проявляются по-разному: a) кусанием грудного соска матери до крови; б) припадками яростного рева, доводящего грудного ребенка до посинения, а то и, возможно, что до так называемых аффективных судорог (младенческие судороги, эклампсия); а в дальнейшем в) депрессиями и г) приступами робости.
В своем исследовании Мелани Кляйн обратила на эти реакции грудных детей особое внимание, возложив на них ответственность за параноидные и депрессивные состояния. Она пишет:
«В самые первые месяцы жизни у грудного ребенка возникают садистические импульсы, направленные не только против материнской груди, но и против всего того, что есть внутри ее тела, импульсы вычерпать все, находящееся внутри ее тела, и поглотить, разоряя садистом все, что там внутри». Однако младенец не только проецирует свои садистические притязания на тело матери, но и включает их в собственное Я, то есть – интроецирует их. «Так получается, что совсем маленькие дети через ситуации страха (и с реакциями на него механизма защиты), приходят к состоянию, которое можно уже сравнивать с психическим заболеванием взрослых» [97]. На основании чего автор полагает, что основание шизофрении следует искать в оральном садизме маленького ребенка. А следовательно, в том периоде, когда «способность Я идентифицировать себя со своими объектами является еще весьма незначительной частично из-за того, что само Я еще недостаточно внутренне упорядочено, а частично из-за того, что интроецируемые им объекты – это те разрозненные объекты, которые отождествляются им пока что с испражнениями (Абрахам) [98]. Исходя из этой теории, М. Кляйн установила, что депрессия как следствие утраченной любви зависит от чувств индивида: принимает ли он себя или отказывается хранить хороший объект внутри себя и из-за этого, ощущая, что время лишения его груди рано или поздно еще вернется, он никогда не чувствует себя в безопасности. Основанием для отказа от этого является неспособность Я преодолеть свой параноидный страх перед внутренним преследователем». Таким образом, автор, выводя депрессию из параноидного состояния, и генетически выводит ее, оттолкнувшись именно от параноида [99].
В отношении этой теории, против которой резко выступает школа Анны Фрейд, судьбоанализ может заявить следующее.
1. Те проявления, которые Мелани Кляйн обозначает как деструктивные, садистические фантазии и действия маленького ребенка в предвербальный период, являются, по нашему мнению, самыми первыми манифестациями пароксизмально-эпилептиформного Каина, который реагирует на фрустрацию своей партиципации с матерью приступами ярости и гнева. Каинитический аффект – это первичная реакция ребенка на лишение его любви. Предъявление садистических притязаний является вторичным, садизм лишь усиливает аффект, которым маленький ребенок разряжает свои каинитические ярость и гнев в деструктивных действиях, направленные против отвергающей его матери. Детская ярость, проявляющаяся в реве и иных аффективных приступах, говорит об изначальном действии Каина при фрустрации потребности в партиципации у маленьких детей.