Каирская трилогия
Шрифт:
Ибрахим Аль-Фар пошутил:
— Ну кто знает, а может в доме у Джалилы есть свой филиал Национальной библиотеки?!
Али Абдуррахим заметил:
— Или может, он уединяется в своей библиотеке для чтения таких непристойных книг, вроде «Возвращение шейха»? Что ещё ожидать от человека, который начал свою карьеру с эссе о том, что человек произошёл от обезьяны?!
Они засмеялись, и вместе с ними Ахмад Абд Аль-Джавад, ибо по опыту своему знал, что если бы он сохранял серьёзность в подобных ситуациях, то стал бы мишенью для шуток и розыгрышей. Затем он сказал:
—
— И сколько же лет твоему сыну?
— Двадцать девять!
— Бог ты мой!.. Ты должен его женить. Почему он не желает вступить в брак?
Мухаммад Иффат срыгнул, погладил живот и заметил:
— Такова мода. Сегодняшние девушки толпами ходят по улицам, и доверие к ним ослабло. Вы разве не слышали, что пел шейх Хасанайн: «То, что видим мы, просто сводит с ума: и господин, и дама вместе у парикмахера»?!
— И не забывай ещё об экономическом кризисе и неопределённом будущем для молодёжи. Выпускники университетов находят себе должности с жалованьем в десять фунтов в месяц, и то, если повезёт!
Ахмад Абд Аль-Джавад с явной тревогой сказал:
— Я боюсь, что ему станет известно о том, что Джалила была когда-то моей любовницей, или она узнает, что он мой сын!
Али Абдуррахим засмеялся:
— Ты что, считаешь, что она допрашивает своих клиентов?!
Подмигнув Ахмаду, Мухаммад Иффат сказал:
— Если эта распутница узнает об этом, она расскажет ему историю его отца от а до я!
Ахмад Абд Аль-Джавад фыркнул и воскликнул:
— Да не приведи Господь!..
Ибрахим Аль-Фар спросил:
— Ты полагаешь, что тот, кто обнаружил, что его далёкий предок был обезьяной, не может выяснить, что собственный отец прелюбодей и развратник?!
Мухаммад Иффат так громко захохотал, что даже закашлял. Помолчав некорое время, продолжил:
— На самом деле внешность Камаля обманчива: спокойный, уравновешенный, педантичный, учитель во всех смыслах этого слова…
Али Абдуррахим удовлетворённым тоном сказал:
— Господин мой, пусть наш Господь сохранит его и дарует ему долгую жизнь. Тот, кто пошёл в своего отца, не может быть несправедливым…
Мухаммад Иффат снова сказал:
— Важно то, является ли он таким же Дон Жуаном, как и его отец?.. Я имею в виду, умеет ли он приударять за женщинами и соблазнять их?
Али Абдуррахим ответил:
— Ну насчёт этого — не думаю! Полагаю, что он останется таким же сдержанным и степенным, пока за ним и за той, кто станет его избранницей, не закроется дверь, а там уж он будет снимать с себя одежду с прежним спокойствием и достоинством, пока не бросится наконец на неё, делая всё с предельной серьёзностью и выдержкой, словно он читает важный урок своим ученикам!
— Из чресел Дон Жуана появился болван!
Почти что с негодованием Ахмад Абд Аль-Джавад спрашивал себя: «Почему всё это дело кажется мне таким странным?!» Он решил забыть об этом. Когда он увидел, как Аль-Фар снова подошёл к коробке с нардами и несёт её, он без колебаний сказал, что пришло уже время сыграть партию. Но мысли
Тут Аль-Фар спросил:
— Когда ты видел в последний раз Зубайду?
Поразмыслив немного над его вопросом, Ахмад сказал:
— В январе прошлого года, то есть почти год назад. В тот день она пришла ко мне в лавку, чтобы найти покупателя на её дом…
Ибрахим Аль-Фар сказал:
— Его купила Джалила, а та безумная влюбилась в кучера экипажа, и он оставил её без гроша в кармане. Сейчас она обитает в комнатушке под самой крышей дома певицы Саусан в таком ужасающем состоянии, что вызывает жалость!
Ахмад Абд Аль-Джавад с сожалением покачал головой и пробормотал:
— Султанша ютится в комнатушке под крышей!.. Пресвят Вечноживущий.
Али Абдуррахим заметил:
— Удручающий конец, но вполне предсказуемый…
У Мухаммада Иффата вырвался горестный смех:
— Да помилует Аллах тех, кто ещё верит в этот мир!
Затем Аль-Фар позвал их играть, и Мухаммад Иффат бросил ему вызов. Вскоре все они собрались вокруг коробки с нардами, и Ахмад Абд Аль-Джавад сказал:
— Интересно, кому повезёт, как Джалиле, а кому — как Зубайде?!
6
Камаль сидел вместе с Исмаилом Латифом в одной из комнат кофейни Ахмада Абдо. Это была та же самая комната, в которой Камаль сидел когда-то на заре своей юности с Фуадом Аль-Хамзави. И несмотря на декабрьский холод, в кофейне было тепло, поскольку двери были закрыты, что препятствовало проникновению холодного воздуха, этого единственного источника мороза, в это подземное заведение. Вполне естественно, что было тепло, и влага ощутимо распространялась вокруг. Исмаилу Латифу не нравилось сидеть в этой кофейне, если бы не желание подражать Камалю. Он был его старинным другом, дружеские связи с которым не прервались для Камаля, хотя ради куска хлеба он перебрался в Танту, где был бухгалтером после окончания торгового колледжа. Когда он возвращался в Каир, будучи в отпуске, то звонил Камалю в школу Силахдар и назначал встречу в каком-нибудь историческом уголке города.
Камаль принялся разглядывать своего старого друга. Телосложение его казалось плотным, а черты лица острыми и заострёнными. Он дивился тому, что тот стал вежливым, степенным и честным. Тот, что когда-то служил исключительным примером наглости, безрассудства и вульгарности, теперь был лучшим примером мужа и отца.
Камаль налил другу в стакан зелёного чая, затем налил себе и с улыбкой произнёс:
— Кажется, тебе не по душе кофейня Ахмада Абдо!
По привычке вытянув шею, Исмаил Латиф сказал: