Каирская трилогия
Шрифт:
И вот во время одной такой встречи Фахми указал брату на муки Зейнаб, и поведение его очень удивило Ясина: Фахми совсем не подходил для семейной жизни. Ясин засмеялся, зная, что он имеет полное право смеяться над наивностью брата, решившего поговорить с ним назидательным тоном на тему, о которой и понятия не имеет. Но он не хотел непосредственно оправдывать своё поведение, предпочитая излить душу, когда ему предоставится слово. Обратившись к юноше, он сказал:
— Ты ведь когда-то сам хотел жениться на Мариам. И я не сомневаюсь, что ты очень огорчился позиции отца, который не дал сбыться твоей мечте… Я говорю это тебе со знанием дела. Если бы ты тогда знал, что таит в себе брак, то поблагодарил бы Бога за ту неудачу…
Его слова неприятно удивили Фахми, так как он не
— Я и не представлял себе, что результатом брака станет подобная пустота. И впрямь, это была всего лишь обманчивая иллюзия, такая же жестокая, как и любой мерзкий обман!
Фахми, казалось, с трудом мог переварить подобные слова брата: слишком уж сомнительными они были, и, как и надлежало юноше, истоки его духовной жизни устремлялись к единой цели, которую он видел в жене. А когда ему на ум приходил термин «брак», то тяжело было видеть, как его брат-плейбой произносит это священное слово с циничной горечью. С непомерным изумлением он едва слышно произнёс:
— Но ведь твоя жена… идеальная женщина!
Ясин язвительно воскликнул:
— Идеальная женщина! Да уж, разве она не дочь достойного отца?… Воспитанница благородного семейства?… Красавица… воспитанная… Но я не знаю, какой такой бес, отвечающий за семейную жизнь, попутал всё и сделал никчёмными все прежние достоинства брака под гнётом скуки. Словно все эти прекрасные качества вместо счастья и знатности приносят нам бедность всякий раз, когда нам кажется, что мы утешаем бедняка за то, что он бедный…
Фахми с неподдельной искренностью и простотой заметил:
— Ничего из того, что ты сказал, я не понимаю…
— Вот подожди, тогда сам поймёшь…
— Тогда почему люди с таким нетерпением стремятся жениться со времён сотворения мира?..
— Потому что от брака — как и смерти — ни предостеречь, ни уберечься…
Затем он продолжил, будто обращаясь сам к себе:
— Фантазии сыграли со мной злую шутку, открыли передо мной мир, в котором радости превыше всяких мечтаний, и я уже давно стал спрашивать сам себя: правда ли, что меня навечно привязали к себе дом и красавица-жена? Ну и мечта!.. Но я убеждён, что нет более тяжкой беды, чем быть привязанным к одному и тому же дому и красавице-жене на всю жизнь…
Когда Фахми, с трудом пытавшийся понять брата, представил скуку, то с юношеской страстью произнёс:
— Может быть, тебе померещилось что-то, имеющее лишь внешние недостатки!
Ясин горько усмехнулся и заявил:
— Вот я и жалуюсь только на то, что имеет лишь внешние недостатки!.. По правде говоря, претензии у меня только к самой красоте!.. Вот что довело меня до такой болезненной скуки. Это словно какой-то новый термин — его значение изумляет тебя в первый раз, так что ты всё повторяешь и повторяешь его и используешь, пока он не станет для тебя привычным, таким же, как другие — вроде «собака», «червяк», «урок», и остальных повседневных слов, а затем потеряет свою солидность и привлекательность. Ты даже, возможно, позабудешь само его значение, и он превратится просто в странный термин без смысла и способа использования. А может, если кто-то другой обнаружит его в твоём сочинении, то удивится твоим знаниям, тогда как ты сам удивишься его невежеству. Не спрашивай о том, как пагубна красота, что таится в скуке, она кажется без уважительной причины скучной, а значит, это окончательный приговор… Если ты остерегаешься бесконечного разочарования, то это оправдано, и не удивляйся тому, что я говорю. Я прощаю тебе твоё удивление, так как ты наблюдаешь издалека, а красоту, как и мираж, можно увидать лишь издали…
Из-за горького тона его слов Фахми охватило сомнение — а был ли он прав, обвиняя брата вначале. Здесь виновата не сама человеческая природа: когда ему стало известно, как
— Я начал, наконец, понимать отца в полной мере!.. Теперь я ясно понимаю, что сделало его таким придирчивым и заставило вечно вести погоню за любовью!.. Как ему удалось терпеть один и тот же вкус четверть века, когда меня скука убила всего-то спустя пять месяцев после свадьбы?!
Фахми, который встревожился, когда был упомянут отец, сказал:
— Даже если предположить, что твои жалобы исходят из того, что свойственно человеческой натуре, то решение, которое ты предвещаешь… — он хотел сказать «далеко от правильного пути», затем заменил на нечто более логичное и произнёс, — далеко от религии…
Ясин же, который довольствовался обычным, не слишком серьёзным отношением к религии, её велениям и запретам, сказал:
— Религия подтверждает моё мнение, то есть разрешат жениться на четырёх женщинах, помимо невольниц, которыми кишели дворцы халифов и богачей. Тогда понятно, что сама по себе красота, если она привычна и повседневна, становится скучной, вызывает болезнь и смерть…
Фахми улыбнулся и ответил:
— У нас был дедушка, который вечером ложился спать с одной женой, а утром вставал с другой, и ты, видимо, весь в него…
Вздохнув, Ясин пробормотал:
— Может и так…
Но даже в такой момент Ясин не осмеливался воплотить в жизнь одно из своих бурных мечтаний, даже когда вернулся в кофейню, а потом в бар. Он колебался перед тем, как сделать последний шаг и заглянуть как бы ненароком к Занубе или к кому-то ещё. Что же заставляло его задуматься и никак не решиться на этот шаг?… Возможно, у него было чувство ответственности по отношению к своей семейной жизни, а может быть, он просто не мог избавиться от набожного страха по поводу того, что в исламе говорилось о «муже-прелюбодее», и как он был убеждён, это совсем не то же самое, что «холостой прелюбодей». Может быть, причиной тому было его глубокое разочарование, что отбило у него всю охоту к удовольствиям в этом мире, так что он очнулся. Хотя ни одна из этих причин не была серьёзным препятствием на его пути, которая могла бы остановить привычный черёд его жизни. В жизни отца присутствовало искушение, перед которым не мог устоять и сын, и жена отца казалось ему мудрой: он сравнивал её со своей женой, и воображение уже раскладывало по полочкам их совместную жизнь на примере жизни Амины. Да, ему очень хотелось, чтобы Зейнаб почувствовала уверенность в жизни, которую она способна прожить с ним, как и жена его отца была уверена в своей. Он всеми силами стремился возвращаться домой под утро, так же удачно, как и отец, и наслаждаться тем, что в доме царила тишина, а жена мирно спала. Вот так, и только так семейная жизнь казалась ему вполне сносной, хотя ей и не доставало всех достоинств.
— Зачем тебе домогаться какую-то женщину, если у тебя и так есть и жена, и сексуальное удовлетворение?!.. Не за чем!.. Все они просто дрессированные звери, и обращаться с ними нужно как с дрессированными зверьми. Да уж, этим зверям не дозволено вмешиваться в нашу жизнь, они должны ждать нас дома, когда мы освободимся от дел и сможем полностью отдаться им. Тогда я буду искренним в семейной жизни до самой смерти. Один и тот же облик, один голос, один вкус, всё время повторяется без конца… Пока движение и неподвижность станут одним целом, а молчание — сольётся с голосом в единую гармонию. Но нет, нет, не на такой идеальной женщине я женился… Говорят, что она белая. А почему я не хочу смуглую или чёрную?… Говорят, что она округлая, словно бутыль. Что же, разве я не найду себе утехи со стройной или полной? И ещё говорят, что она воспитанная, из благородного рода. А разве дочки кучеров лишены всех этих достоинств?!.. Ну раз так, тогда вперёд… вперёд!..