Как день и ночь

Макколи Барбара

–  Теперь вы можете идти, - строго сказала она.

–  Вы уверены?

–  Конечно.

Он пожал плечами и отпустил ее. Колени подогнулись, Фейт зашаталась и снова ухватилась за него.

–  Все в порядке.
– Она вцепилась в его руку.
– Наверно, мне нужно пару минут. Не смотрите так самодовольно. Я давно не ездила верхом.

Проклятие! Какая она хорошенькая с раскрасневшимися щеками и задранным вверх подбородком. Сэм подавил желание снова подхватить ее.

–  Я хочу разбить здесь лагерь и разжечь костер. Вы справитесь с лошадьми?

–  Да, капитан.
–

Она отсалютовала ему.
– Будет сделано.

Нахмурившись, он резко повернулся и ушел.

Она позаботилась о лошадях и взяла рюкзак. К этому времени воздух наполнился запахом дыма от костра. Фейт заметила, что Сэм уже уложил под кривой веткой дуба охапку свежей травы и кинул туда же два спальных мешка. Она посмотрела на них, потом на Сэма. Он стоял на коленях перед костром и подбрасывал ветки в огонь.

Они одни. Под звездами. Окруженные природой…

–  Что-то не так?

–  Не так?
– Удивленная его вопросом, она резко повернулась, крепко прижимая к себе рюкзак.
– Что может быть не так?

Он проследил за ее взглядом и медленно улыбнулся.

–  Фейт, дорогая, почему бы не признаться, что вам тревожно быть наедине со мной?

–  Вовсе не тревожно, - солгала она.
– Я только подумала о… насекомых.

–  Шестиногих или двуногих?
– Он вскинул одну бровь. Она пожала плечами, сдерживая импульсивную улыбку, и подошла к нему. Ноги и предплечья ныли после целого дня верхом. Ягодицы болели, а ступни распухли. Медленно и осторожно она опустилась возле костра. И застонала, когда ягодицы коснулись твердой земли.

Сэм достал из своего рюкзака банку с бифштексами и маленькую сковородку. Он заметил, что Фейт закусила нижнюю губу, когда он открыл банку и выложил на сковородку ее содержимое. Примерно в полдень они делали остановку, чтобы напоить лошадей, и ели сэндвичи. Теперь Фейт умирала от голода.

Потом он достал мягкую французскую булку, одну из дюжины, которые бросил утром в рюкзак.

–  Хотите?
– Он протянул ей булку.

Она поколебалась, затем взяла хлеб, кивнула и промурлыкала благодарность. Несмотря на голод, она откусывала небольшие кусочки и наблюдала, как он подогревает бифштексы. При свете костра ее глаза сияли мягкой голубизной. А волосы отливали красным и золотым. Несколько шелковистых прядей вылезли из «конского хвоста», обрамляя нежное лицо. У Сэма сжималось горло только от взгляда на нее.

–  Как вы нашли нас?
– спросила она.

–  Это было нетрудно.
– Он тоже взял булку, изо всех сил стараясь не смотреть на сочные губы, жующие хлеб.
– Вы кружили по Сумасшедшему лугу.

–  По Сумасшедшему лугу?

–  Это запутанный лабиринт тропинок между деревьями. Они неизбежно возвращают к лугу, если не знаешь дороги. Диггер научил Джейка и меня запоминать каждое дерево и каждый камень, еще когда нам было по двенадцать лет.

–  Какой он был… Диггер?
– тихо спросила она.

Сэм палкой вытолкал из костра три раскаленных камня и поставил на них сковороду с бифштексами.

–  Сварливый, вспыльчивый, упрямый. Безусловно самоуверенный. Но под всем этим мусором скрывались доброта и сострадательность. Ни один человек в городе, оставшийся без

работы, не платил и цента в его кафе. Если у таких людей была семья, он посылал продукты. Говорил, мол, купил лишнего, а у него нет помещения, чтобы хранить. В Кэктес-Флэт нет ни одного фонда, который бы он не поддерживал, ни одного праздника, к которому бы не приложил руку. Он был человеком слова, честным, работящим, справедливым.

Похолодало. Вышла полная луна и осветила стены каньона. Фейт, поджав губы, уставилась в пламя костра.

–  Честный?
– резким тоном повторила она.
– Человек слова? Вы так называете человека, который бросил женщину, носившую его ребенка?

–  Не знаю, что вам рассказывала мать, - покачал головой Сэм, - но это не Диггер, которого я знаю.

–  Что рассказывала мне мать… - Она стрельнула в него взглядом, глаза сверкнули.
– Ее отец не дал согласия, он утверждал, что Диггер слишком стар для нее, что он бродяга и хочет запустить руки в деньги Букенена. Диггер оставил ее в Бостоне и уехал в Техас - предположительно для того, чтобы купить землю для ранчо. Он собирался послать за ней, как только построит дом.

–  Значит, двадцать тысяч акров были куплены для вашей матери, - задумчиво протянул Сэм и нахмурился.
– Вы говорите, что он так никогда и не послал за ней?

–  Мать рассказывала, - спокойным тоном продолжала Фейт, - что она послала Диггеру письмо, сообщая, что беременна и им надо срочно пожениться. Дед перехватил письмо. Потом сказал ей, что Диггеру заплатили и больше он не появится. В то же самое время дед сказал Диггеру, что мать не хочет иметь с ним ничего общего. И мол, надо быть дураком, чтобы думать, будто какой-то бедный старатель и повар может сделать ее счастливой. Она собирается выйти замуж за другого. Через две недели ее выдали замуж за моего отца, Джозефа Кортленда Третьего. Брак был скреплен объединением инвестиционных компаний Кортленда и Букенена, Фитца и Роя.

–  Их брак превратился в деловое соглашение?
– удивленно спросил Сэм.

–  Каждый добился своей цели. Мать - имени для неродившегося ребенка. У отца повысился престиж и стало больше власти. Они прожили вместе двадцать шесть лет, до смерти отца. Идеальная семья, образец для бостонского общества.
– Она бросила в костер прут и смотрела, как он вспыхнул и исчез. Они спали в разных спальнях и не любили друг друга.

–  Как мы…

–  У нас нет ребенка.
– Глаза у нее сверкали, как голубой лед.
– И мы не собираемся лгать двадцать шесть лет. Через два месяца вы пойдете своей дорогой, а я своей. Никто не останется в обиде.

–  Правда оказалась суровой?
– У него еще сильнее натянулись нервы.
– Узнать такое о родителях, о Диггере?

–  Не очень-то приятно узнать, что жизнь родителей - сплошная ложь, - пожала она плечами.
– Сейчас не важно случившееся в прошлом. Важна «Илайджа Джейн». Я сделаю все, чтобы компания не распалась и оставалась сильной.

–  Вы уверены, что говорите об «Илайджа Джейн»? Или о себе?

–  Ладно, признаю, что люблю в жизни порядок. Признаю, что люблю сидеть на месте водителя и знать, где я и куда еду. В этом есть что-то плохое?