Как настоящий мужчина
Шрифт:
Проснулся я часов в восемь. Дядя уже сидел в гостиной, обложившись воскресными газетами. Увидев, что я встал, он махнул рукой и предложил выбирать, что нравится. Я в раздумье почесал шею: на чем же остановиться?
— Моего образования хватает только на газеты, — продолжал дядя, не дожидаясь ответа.
Он был большой любитель приложений, особенно воскресных. Я сел возле него на пол и начал рассматривать разбросанные вокруг газеты.
— Это что, только одна газета?
— Да, «Санди таймс».
Одна газета! Я недоверчиво покачал головой. Читать ее можно целый год! Если дядя каждую
— А что ты с ней делаешь, как прочитаешь? — спросил я, вспомнив о тете Кларе.
У той всегда не хватало обертки, и она заворачивала рыбу в банановые листья. Одной «Санди таймс» ей хватило бы на неделю. Только я было собрался поведать дяде о проблеме тети Клары с бумагой, как из кухни появилась тетя Салли.
— Мы, как всегда, отправляемся в церковь к одиннадцати часам, — сказала она, поглядывая в мою сторону. — В одиннадцать главная месса. Она, правда, дольше обычной, но в ней больше музыки и песнопений.
Дядя оторвался от чтения:
— Мне нравится главная месса. Может, я и не религиозный человек, но люблю хорошую музыку.
— Как не стыдно! — осуждающе заметила тетя. — Что церковь тебе — Карнеги-холл[38]?
Она была до крайности возмущена замечанием дяди Пита. Тетя была религиозна почти как мама.
Дядя только хмыкнул и вернулся к газете:
— Люблю читать «Спрос — предложения»! Самые лучшие в мире новости!
— Не увиливай! Помни: месса ровно в одиннадцать. — И тетя ушла, сердито бурча под нос еще что-то. Перед тем как идти в церковь, она решила приготовить обед, чтобы не возиться после службы…
Главная месса тянулась больше часа. Проповедь читал заезжий священник из Европы. Ему, видно, было трудно говорить, а мне, конечно, понимать его английский язык. Мы вышли из церкви только в 12.15. Страшно хотелось пить и есть.
Тетя за десять минут разогрела лапшу, креветки и ветчину с китайскими овощами. Мы жадно набросились на еду и почти не обсуждали проповедь, в которой шла речь о небесном рае, семенах горчицы и хлебе.
Куперам дядя позвонил после обеда. К телефону подошел сам отец Ричарда. Он обрадовался звонку, сказал, что очень хочет повидаться со мной и что День благодарения — самый удачный день. Он просил всех нас — и дядю и тетю — приехать к ним в Бруклин к обеду.
Дядя тут же позвонил другу и попросил подменить его в четверг.
День выдался солнечный, но холодный. Дядя посоветовал одеться потеплее.
— Мы отправляемся в заморское путешествие, — с улыбкой заметил он, — будь готов.
Он говорил так, будто нам и впрямь предстояла экспедиция за Полярный круг, где северное сияние — единственное доступное людям зрелище.
Я надел два свитера — один под рубашку, другой поверх. Никогда я еще не одевался так, но я никогда не бывал и в Бруклине. Я вспомнил, как сказал Дон-Кихот, садясь на лошадь: «Человек, хорошо подготовивший себя, уже выиграл половину сражения». В двух свитерах и шерстяном пальто я чувствовал себя закованным в латы. На голове красовалась кепка, а на ногах — шерстяные носки оливкового цвета. Носки
— Бери, солдат, — говорил он, — ты дал мне возможность неплохо повеселиться, я же дарю тебе удачу.
С тех пор я всегда надевал эти носки, когда вставал вопрос жизни и смерти, — например, выпускные экзамены в школе. Как только я появился в носках на экзаменах, ребята меня подняли на смех. Носки оказались не только велики, но они были слишком теплыми для нашего тропического климата. Тем не менее, когда я сдал экзамены, а кое-кто провалился, уже смеялся я, причем громче, чем гудок, возвещающий усталым рабочим, что пробило пять и рабочий день окончен. Пара оливковых носков начала приносить удачу и мне…
Куперы жили на Франклин-авеню. Дядя глубокомысленно заметил, что найти дорогу в Бруклине немыслимое дело.
— Когда люди приезжают в Бруклин, — заявил он, — они никогда не могут найти дорогу обратно, поэтому там живет так много народа.
Все же найти дом Купера не составило большого труда: он был неподалеку от стадиона «Эббетс филд», где выступала «Доджер», знаменитая бейсбольная команда, и дяде приходилось бывать здесь раньше. Он не был заядлым болельщиком, но с удовольствием заезжал на «Эббетс филд».
— Такое же кровавое и увлекательное зрелище, как драка боксеров, — добавил он, сворачивая с главной дороги на Франклин-авеню.
Дул сильный ветер, он срывал с деревьев мертвые листья, и, падая на землю, они шуршали, как спелые колосья риса, трущиеся друг о друга на ветру. Я пристально вглядывался в деревья: пожелтевшие листья, кривые черные ветки, ни цветка, ни плодов. Почему солдат, о котором я читал в книжке еще в Сан-Пабло, так долго распинался о дереве из Бруклина?
Мы приехали к Куперам часам к четырем. Солнце стояло еще высоко, на светло-голубом небе не было ни облачка, но от дыма заводских труб в воздухе стояла серая дымка. Их дом ничем не выделялся среди двухэтажных кирпичных домиков, стоявших на Франклин-авеню да и на других бруклинских улочках, по которым мы проезжали. Все они были на одно лицо, словно строил их один мастер: с небольшими окошками и каменными ступеньками у входа, под окнами крохотный палисадник с одиноким вечнозеленым деревцем и урной для мусора. Домики теснились друг к другу, их разделяла только небольшая железная сетка между садиками.
Мы вышли из машины, и дядя поднялся на верхнюю ступеньку. «Где почтовый ящик, там и вход», — сказал он сам себе и дважды нажал кнопку. В доме раздался звонок, послышались шаги. В окошке появилась голова и исчезла.
Тетя проверила, на месте ли шляпка (ветер был довольно сильный), и натянула ее чуть ли не на нос, затем поправила коричневый пояс пальто.
Дверь отворилась, показался человек, которого мы видели в окошке.
— Мистер Алонсо? — приветливо спросил человек. — Меня зовут Джордж Купер, я отец Ричарда.