Как настоящий мужчина
Шрифт:
Стояла такая тишина, что я слышал свое сердце, оно стучало, как форточка на ветру. Дон вновь взял руку Мэри-Энн. Глаза ее были полны слез, но чувствовалось, ей уже легче, лицо стало спокойнее. Дон поднял ее с кресла и усадил рядом. Он откинул прядь волос, упавшую ей на лицо, и нежно поцеловал, потом бодро воскликнул:
— А ну, дорогая, покажи дяде Джорджу новые босоножки!
Она наклонилась и взглянула на ноги.
— Они на тебе просто очаровательны, — одобрил хозяин дома.
Я был с ним согласен. Мэри встала, подошла ко мне и поцеловала.
— Спасибо, Криспин, за подарок, спасибо
Я не мог вымолвить ни слова и только не сводил с нее глаз. Я вдруг понял, отчего любил ее Ричард, почему на ней женился Дон. Вот так бывает в жизни: вдруг что-то поймешь, а выразить словами не можешь.
Миссис Купер вернулась из кухни.
— Вот мы и стали лучше понимать друг друга, — начала она внушительно, — да возблагодарим господа бога…
— Ага, значит, приступаем к ужину! — весело воскликнула Крисси, потирая руки.
Я просто недоумевал, как же она будет есть с проволокой на зубах. Все двинулись в столовую с миссис Купер во главе. Мистер Купер вышагивал в соломенных шлепанцах, Мэри-Энн — в деревянных босоножках.
Миссис Купер вновь взяла на себя инициативу:
— У всех у нас сегодня есть за что благодарить господа бога…
— Кроме бедной индейки, — вновь влезла Крисси, и все, кроме миссис Купер, рассмеялись.
ЧАСТЬ 3
ПРИЛИВ, ТЫ У САМЫХ НОГ
Облако с запада, в тебе — солнце на полчаса,
Я с тобой — лицом к лицу.
Прилив, ты у самых ног! И с тобой я — лицом к лицу.
Уолт Уитмен
ГЛАВА 13
ЧУДО-СНЕГ
Снега я никогда не видел. У нас в деревне было только два времени года: дождливый сезон и сухой. В дождливый мы высаживали рассаду риса, а в сухой снимали уже спелые колосья. Снег для
В тихие лунные вечера старики любили рассказывать, как лет пятьдесят назад в нашем баррио с неба начал вдруг сыпаться лед. Люди в панике кинулись по домам. В старинной книге тагальских преданий говорилось, что лед с неба предвещает ужасное бедствие.
Предсказание, к сожалению, сбылось. Дремавший много лет вулкан Тааль, неподалеку от Сан-Пабло, вдруг ожил, потекла лава, а в небо полетели раскаленные камни. Бурая, как грязь, лава залила рисовые поля, кофейные плантации, погубила тысячи деревьев. Были жертвы даже среди жителей.
Наша бабушка рассказывала, что в те дни ожидала первого ребенка. Почувствовав, как под ней задрожала земля, она в ужасе упала на бамбуковый пол и потеряла сознание. Ребенок погиб.
Для жителей баррио снег был загадочным, интригующим явлением.
На рождество мы украшали тамариндовое дерево ватой, будто осыпали снегом, и все же в сознании людей он оставался предвестником страшного несчастья. Если кто-нибудь видел снег во сне, он мгновенно просыпался, как от жуткого ночного кошмара.
Снег в Америке был совсем другое дело, здесь он то же, что у нас запах спелого риса и свежего печенья в начале декабря. Снег в Америке предвещал наступление радостных праздников, шуток, игр, веселого смеха. Кто бы мог представить, что укрытая снегом земля становилась мягкой, словно ухоженная площадка с упругой, как ковер, травой. Снег был такой белый, такой чистый, что не оставлял на пальто ни пятнышка грязи, хотя ребятишки, как заправские борцы, устраивали на нем веселую возню.
Словом, я с нетерпением ждал не ватного, а настоящего белого снега, но вместо него в Манхэттэне выходили о снеге только книжки и фильмы. Я даже слышал самого несравненного Ирвина Берлина (по радио), как тот пел «Снежное рождество», а снег все не выпадал, хотя подходила к концу первая неделя декабря.
Я сидел у окошка, поглядывал на улицу и горевал, что снег все задерживается. Вдруг раздался голос тети, она звала меня на кухню. Я оторвался от окна и направился к ней.
— Давай сходим к миссис Паскуа, — сказала тетя, крупно нарезая салат (мама утверждала, что так готовят овощи только ленивые американцы).
Я сразу согласился, хотя не представлял, что буду там делать. Меня заело одиночество. Я не привык сидеть в доме, где все окна закрыты наглухо. У нас на Лусоне[40] не боялись ни ветра, ни жуликов, поэтому никогда не закрывали ни окон, ни дверей. Ветер и люди могли заходить в дом и выходить из него когда заблагорассудится.
У миссис Паскуа, как оказалось, должны были состояться выборы в Клуб филиппинских женщин Большого Нью-Йорка. Дом ее был на противоположном от Колумбийского университета конце города, на 124-й стрит, где бродвейская подземка выходит из тоннеля и бежит по эстакаде на высоте трехэтажного дома. Жила она в старом кирпичном доме на пятом этаже. Пока мы поднимались на лифте, тросы скрипели, как несмазанная тачка. Квартиру миссис Паскуа угадать было не трудно по страшному гаму. Оттуда неслись женский смех, болтовня, пение, стихи и опять болтовня.