Как приручить Обскура

Фальк Макс

— А тебя случайно не прокляли влюбиться в первого, на кого упадёт взгляд?.. — спрашивает Лоренс.

— Да плевать, — шепотом отвечает Грейвз, запуская обе руки ему в волосы. — Мне нужен ты.

— Страшный?..

— Страшный, — говорит Грейвз.

— С носом?..

— Угу.

— И губищами?..

— А вот крупные губы мне в мужчинах всегда нравились, — каким-то новым тоном говорит Грейвз и усмехается краем рта. Камертон его голоса берёт незнакомую ноту — горячую, вибрирующую, как мурлыканье большого кота. Лоренс целует его, чтобы он перестал говорить, потому что это смущает. У него ушла неделя на то, чтобы смириться с тем, что Грейвз хочет его поцеловать, и за пять минут свыкнуться

с мыслью, что очевидно не только поцеловать, и наверняка не только в губы, он не может. Грейвз прижимает его к себе, к плотному твёрдому телу, проводит ладонями по бокам, как будто знакомится. Как будто ему вообще интересно, что там, под одеждой — эти худые рёбра, костлявые плечи, острые лопатки и всё остальное… Лоренс прижимается к нему теснее и вдруг понимает, что через брюки чувствует член Грейвза. Конечно же, у него есть член, чёрт возьми, и если он влюблён, конечно же, это будет заметно.

Лоренса так занимает, что чувствует Грейвз, что он забывает, что чувствует сам. До него доносятся только какие-то вспышки — страха, удовольствия… Нет, он не влюблён. Но верит, что влюблён Грейвз и знает, как это мучительно — безответно…

Нет. Всё не так. Ему неважно, что Грейвз безответно влюблён. Ему не жаль, что он не может ответить на чувства — так сложилось, что они слишком разные, Грейвз любит мужчин, Лоренс — женщин. Но ему страшно хочется, невыносимо хочется хоть однажды почувствовать себя на месте того, кого любят. Кто важен. К кому хочется прикасаться. Это эгоистичное желание, и это делает его плохим другом, но пусть так. Пусть так. Это честный обмен. Они получат друг друга, настолько, насколько это возможно.

— Ладно, — шёпотом говорит Лоренс, от сладкого ужаса закрывая глаза. — Ты знаешь, что делать. Делай. Всё, что хочешь. Я согласен.

И он смутно надеется, что «всё, что хочешь» у Грейвза включает в себя… многое.

— Тихо, тихо… — сбивчиво шепчет тот, проглаживая пальцами по затылку, и дыхание у него кажется обжигающим. — Тихо… если я трахну тебя прямо сейчас на этом столе — никому из нас это не понравится.

От этого откровенного шёпота ноги начинают подгибаться, так что Лоренс цепляется за Грейвза, чтобы удержаться.

— Тогда давай ко мне, — предлагает он.

— Марш, ты давно такой резвый?.. — тот посмеивается, но, судя по глазам, ему совершенно не смешно. — Ты хоть знаешь, на что идёшь?..

— Нет, — честно отвечает тот. — Но мне тоже плевать. У меня маленький выбор — либо ты, либо никого.

Грейвз хмурится и опускает глаза. Ему больно. Лоренс чувствует это отчётливо, будто получает иглу в сердце.

— Извини… Это правда, но всё равно извини. У тебя свой интерес, у меня свой. Это же честно?..

— Да, — Грейвз поднимает глаза, кусая губу. — Это честно.

И целует так страстно и отчаянно, что Лоренс начинает задыхаться.

Они аппарируют в его старую комнату в старом доме, Грейвз с порога толкает его спиной вперёд и заваливает на кровать. Пуговицы не разлетаются по всему полу только потому, что Грейвз знает подходящее заклинание для расстёгивания всего сразу — хотя Лоренс был бы не против, если бы они разлетелись. Он не знает, что будет дальше, но Грейвз, похоже, всё знает, так что можно отдать себя в его руки и больше уже не бояться. Грейвз целует и кусает одновременно, это немного больно, горячо и влажно, но совсем не противно, хотя Лоренс слегка опасался, что не сможет всё это принять и что-то придётся терпеть. Нет, не придётся. Это становится всё приятнее, особенно когда он слышит глухие стоны Грейвза сквозь зубы. С долей гордости Лоренс вдруг понимает, что этих стонов не слышала ни Изольда, ни Дакота, ни Фредерика, ни все остальные, потому что Грейвз не хотел их — так.

Особенно приятно становится

тогда, когда Грейвз запускает руку ему в ширинку. Он точно знает, как погладить и где сжать, чтобы даже в голове стало горячо. Он сжимает и гладит, перебирает пальцами, тянет, сдавливает, прикасается везде, для него как будто не существует слово «стыд», а есть только слово «хочу».

— Я так хочу тебя, — шепчет Грейвз и трётся твёрдым пахом о бедро Лоренса.

Он красив, как не могут быть красивы люди — он как прямой взгляд на солнце, его невозможно увидеть вблизи целиком, только отдельно: чёрные густые ресницы, выражение глаз, для которого нет никаких слов, разомкнутые сухие от жара губы, игривая родинка на щеке, снова глаза — с неприкрытым, хищным желанием. В Грейвзе столько желания, что непонятно, как он носит его в себе, где оно помещается и может ли его принять один человек. Страсти в нём больше, чем нежности — одиннадцать баллов, двенадцать. Когда Лоренс закрывает глаза — ему кажется, что он падает спиной вниз.

Грейвз вытряхивает его из рубашки. Что-то трещит — то ли рукав, то ли старая простыня, то ли тонкая хлопковая майка, которую Грейвз стягивает с себя через голову, безнадёжно взлохматив волосы. Безумие концентрируется в воздухе, оседает на кожу солёным потом, который Грейвз слизывает с груди Лоренса широким движением — и они оба вздрагивают, когда в коридоре с размаху хлопает дверь и слышны голоса.

— Соседи, — шепчет Лоренс, облизывая вспухшие губы.

Грейвз ухмыляется как-то очень самодовольно, подхватывает палочку с пола, перекатывается на спину рядом с Лоренсом и накладывает на стены чары тишины. Лоренс не дурак и догадывается, зачем это нужно, но на всякий случай предлагает:

— Я могу… быть потише.

— Только посмей, — Грейвз втыкает палочку ему под подбородок, заставляя задрать голову, но глаза у него смеются. — Потише он сможет… Не сможешь, — обещает Грейвз, и глаза у него снова темнеют, зрачок расплывается в радужке.

— Спорим, — вдруг говорит Лоренс и улыбается. — Не заставишь.

Грейвз фыркает, но палочку не убирает:

— Ты не знаешь, с кем споришь. Я на десять лет опытнее тебя, это нечестно.

— Сразу сдаёшься?..

Палочка Грейвза летит на пол, он наваливается сверху и нависает над лицом Лоренса на прямых руках:

— На что спорим?..

— Поцелуешь меня при всех, — быстро говорит Лоренс, даже не думая, что ставка будет принята.

— Отсосёшь мне в моём кабинете, — мгновенно соглашается Грейвз и падает на него.

Они всё ещё друзья, и это кажется нестерпимо важным. Грейвз входит в него, как в девушку, это странно, болезненно, к этому трудно привыкнуть, целоваться было гораздо приятнее, но почему-то это кажется невероятно правильным.

— Расслабься… расслабься же, — шепчет Грейвз, замерев на нём и внутри него.

— Ты мне тут не начальник, — сдавленно шепчет Лоренс, обнимая его за шею. — Не приказывай.

Грейвз толкается бёдрами вперёд, по нему видно, что он едва держится:

— Для тебя же стараюсь. Я не хочу, чтоб ты просто… терпел.

— Какой ты болтливый, — горячо шепчет Лоренс, закрывая ему рот ладонью. — Тебя можно чем-то заткнуть?..

Грейвз кусает его за пальцы и больше не разговаривает. Он мучительно стонет, прижимаясь к худому плечу мокрым лбом, и Лоренс начинает, кусая губы, стонать вслед за ним. Жар вплавляет их друг в друга, Грейвз движется короткими толчками, немыслимо глубоко внутри, раскаляется, как уголь в топке, дышит неровно и глухо. Он скользит там всё смелее и легче, боль растворяется, остаётся только теснота и желание быть наполненным. Быть наполненным Грейвзом. Его страстью. Его стонами. Его жадностью. Это становится вдруг так хорошо, что Лоренс вдруг стонет в полный голос.