Как приручить Обскура
Шрифт:
Но Ирис была очень умной волшебницей, и её не так-то просто было заставить отречься от волшебства. Семь дней и семь ночей она колдовала, и сотворила четвёртое зеркало, коварное и прекрасное: оно умело показывать человеку все его мечты, все его сокровенные желания. Когда охотник вернулся в очередной раз, она подсунула ему волшебное зеркало, начертав на нём особенный знак, и он не смог оторваться от него, любуясь чудесными картинами. Пока он смотрел в зеркало, не замечая ничего вокруг, Ирис схватила Виолу за руку, и они опрометью бросились вон. Но, торопясь, они так сильно хлопнули крышкой погреба, что охотник очнулся и увидел, что птички улетели
Виола упала, будто подкошенная, и осталась лежать. У Ирис больше не было семи дней и семи ночей на колдовство. Она взяла кровь своей сестры, взяла кинжал с лезвием гладким и острым, как стекло, и сотворила пятое, самое сильное, самое опасное зеркало. В него она спрятала свою младшую сестру, и там Виола не могла умереть — ведь она стала всего-навсего отражением. А отражениям нельзя причинить никакой вред.
Ирис убежала, забрав Виолу, но затаила зло на охотника. С помощью этого зла и своей боли она колдовала девять дней и девять ночей, чтобы сделать шестое зеркало. Оно получилось самым злым: в его отражении всё подлое и некрасивое становилось ещё уродливее и безобразнее. Когда охотник взглянул в него, он ужаснулся тому, кем он стал и что натворил, и упал замертво.
Вернувшись домой, в хижину в лесной чаще, Ирис решила, что такое больше не должно повториться, и колдовала целых три года, чтобы создать седьмое зеркало, в котором можно было увидеть будущее каждого человека.
Вот только выпустить младшую сестру из волшебного зеркала она так и не смогла. Она так торопилась спасти её, что пятое зеркало вышло с изъяном. Оно собрало в себя все отражения Виолы, какие только были на свете: отражение в капле росы, отражение в чашке воды, отражения из всех зеркал, куда Виола заглядывала хотя бы раз. Их было бессчётное количество, все одинаковые, каждое с волосами, как вороново крыло и со смехом, как хрустальный колокольчик. И каждое думало, что оно и есть настоящая Виола. И сколько бы старшая ни пыталась, она так и не смогла вернуть младшую. А та, заключённая в зеркало, медленно умирала, не чувствуя ни боли, ни страдания. Отражение ведь не может существовать без хозяина, само по себе. Виола бледнела, истончалась и растворялась, пока не исчезла совсем, так и не сумев выбраться.
Говорят, после её смерти Ирис озлобилась от отчаяния и прокляла все свои зеркала.
— Жуткая сказка, — пробормотал Криденс.
— ДО СИХ ПОР ДОПОДЛИННО БЫЛА ИЗВЕСТНА СУДЬБА ЧЕТЫРЁХ ЗЕРКАЛ, ПРО ОСТАЛЬНЫЕ НИКТО НИЧЕГО НЕ СЛЫШАЛ! — гремело письмо. — ШЕСТОЕ ПРИНАДЛЕЖАЛО ОДНОЙ СЕВЕРНОЙ ВЕДЬМЕ, КОТОРАЯ ЖИЛА ГДЕ-ТО НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ! ОНО БЫЛО УТРАЧЕНО, ЕСЛИ НЕ ОШИБАЮСЬ, РАЗБИТО! СЕДЬМОЕ НАХОДИТСЯ В ИЛЬВЕРМОРНИ! ВТОРОЕ — В ШАРМБАТОНЕ! ТРЕТЬЕ ХРАНИЛОСЬ В ДУРМШТРАНГЕ! ПЕРВОЕ, ЧЕТВЁРТОЕ И ПЯТОЕ СЧИТАЛИСЬ ПОТЕРЯННЫМИ! ОЧЕВИДНО, ЭТО НЕ ТАК! СУДЯ ПО ОПИСАНИЮ, ВЫ ИМЕЕТЕ ДЕЛО ИМЕННО С НИМИ! ЭТО ВСЁ, ЧЕМ Я МОГУ ВАМ ПОМОЧЬ!
— Первое, третье, четвёртое, пятое, — Эйвери загнул пальцы, дождавшись долгой паузы. Алый конверт, кажется, выдохся и можно было разжать уши… Но тот вдруг опять ожил.
— И ПОСЛЕДНЕЕ! — крикнуло безумное письмо. — В КОНЦЕ МАЯ У МАГГЛОВ НЕТ ПРАЗДНИКОВ! ВСЁ НАМНОГО СТРАШНЕЕ! ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ В БРЮССЕЛЕ! ПЯТЬДЕСЯТ СТРАН! ВСЕ СИЛЬНЕЙШИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА
Вот теперь он выдохся окончательно. Сверкнула вспышка, и конверт в мгновение ока разорвал себя в клочья. На пол осыпались красные ошмётки, как брызги крови.
— Что у нас получается?.. — повторил Талиесин, глядя на свои четыре пальца, сжатые в кулак. — Зеркало Видений, Зеркало Путешествий, Зеркало Желаний и Зеркало Отражений.
— Я читал сказку про волшебное зеркало, — сказал Криденс. — Оно было у мачехи Белоснежки…
— Поздняя интерпретация, — отмахнулся Талиесин. — Я тоже когда-то слышал про волшебные зеркала, они довольно знамениты. Но я никогда бы не подумал, что это — те самые… Это объясняет, каким образом Гриндевальд так проворно путешествовал по всему миру, — сказал он с кислой ухмылкой. — А ещё…
— Мы можем найти через одно из них мистера Грейвза и Ньюта! — догадался Криденс. Эта мысль воодушевила его, и он воспрял, отбросив тревоги. — Зеркало покажет, где они спрятаны!
Талиесин посмотрел на него, перебитый на полуслове, будто хотел возразить — но вдруг кивнул.
— Да. Отлично придумано. Но мы не знаем, как они работают. Ты же слышал — нужен какой-то знак. Вроде того, что ты углядел в ресторане. Без ключа дверь не открыть.
— Дверь можно выломать, — угрюмо сказал Криденс, сверкая на Талиесина глазами из-под бровей. Радость оказалась недолгой. Эйвери, конечно, был прав. Опять.
— Я попытаюсь подобрать отмычку, — Талиесин взмахнул выдранными листками, которые Финли вернул ему. — Посмотрю, как составлен твой знак, может, что-то пойму?..
Криденс хотел было что-то ответить, но острая дрожь вдруг прошила его с головы до ног, он вздрогнул. Амулет — он <i>позвал </i>его…
— Гриндевальд, — сказал Криденс, вставая на ноги. — Он хочет меня видеть. Я должен идти.
— Будь осторожен, — попросил Талиесин и посмотрел на него, задрав голову. — Мы будем ждать новостей.
Тесей кивнул в знак солидарности, поднялся на задние лапы и на удачу лизнул Криденса в щёку.
— У тебя будет пять минут, — сказал Гриндевальд.
— Я хочу больше, — потребовал Криденс.
Гриндевальд усмехнулся. Он выглядел бледнее и злее обычного, щурил взгляд, скрывая в нём ненависть. А голос был обманчиво вкрадчивым, с лаской.
— Пять минут, — повторил он. — Я выполню своё обещание, а потом ты выполнишь своё. Сделаешь, что я скажу.
Стоя перед волшебником, Криденс разрывался между надеждой и страхом. Он снова увидит Персиваля, хотя бы на пять минут — этого хватит, чтобы обнять и поцеловать его, побыть рядом в лучах спокойной и доброй силы. Если, конечно, с ним всё в порядке. Если он цел, а не измучен пленом. Каким Криденс найдёт его?.. Что с ним сейчас?..
По знаку Гриндевальда два старшекурсника подступили к нему, взяли под руки. Гриндевальд взмахнул палочкой, и на глаза Криденса легла широкая чёрная лента, плотная, будто бархатная. Она прильнула к вискам и векам, как живая, завязалась узлом на затылке.
Щелчок пальцев — и Криденса повели.
Он не видел, куда наступает, но его крепко держали под локти, не давая упасть. Перед лестницами конвоиры притормаживали, давая ему время сориентироваться. Лестницы были вниз, вниз, вниз… в полном молчании. Талиесин сумел бы разговорить их. Он бы выяснил, куда его ведут. Он бы засмеялся, он бы пошутил, споткнувшись, он бы пофлиртовал с ними, наверняка сказал бы какую-то ужасно смешную пошлость… Криденс так не умел. Зато у него была хорошая память.