Как приручить Обскура

Фальк Макс

— Проклятие бездетности, — говорит Персиваль, и Криденс слегка округляет глаза.

— А знаешь, кто нам его подарил?.. Знаешь, из-за кого ты последний из Грейвзов?..

— Удиви меня, — улыбается Персиваль. Ему всё равно, но болтать с Гондульфусом так же весело, как и всегда. — Как его звали?

— Её, — усмехается Гондульфус Грейвз, — её звали Грёбаная Сука, потому что я забыл, звали её Аннабель, Мэри или Настурция. Но вот что я хорошо запомнил — так это то, что её фамилия была Бэрбоун.

Круг замыкается.

Грейвз хохочет вместе с

портретом, Криденс стоит, слегка насупившись, но потом тоже начинает улыбаться, потому что Гондульфус манит его пальцем к себе, смотрит, прищурив один глаз, и тычет своей дымящейся трубкой в Персиваля:

— Он та ещё задница, гляди за ним в оба. А лучше приходи вечерком, я тебе расскажу, как он, вот такой вот шкет…

Гондульфус показывает рост Персиваля, и тот, спохватившись, что дед сейчас ударится в неуместные воспоминания о детстве своего пра-пра-пра-внука, обнимает Криденса за талию и утягивает за собой.

Они идут по галерее, мимо длинного ряда портретов, где сидят, стоят, читают, дремлют, переминаются с ноги на ногу славные представители рода Грейвзов.

— Конрад Грейвз… Исидора Грейвз… Бенедикт Грейвз… Кларенс Грейвз… Фредерика Грейвз… — говорит Персиваль, и Криденс кивает портретам с любопытством и почти незаметной робостью. Те в ответ хмурятся, поджимают губы, фыркают, закатывают глаза, неодобрительно качают головой — но кое-кто улыбается, а кое-кто даже подмигивает.

У двух последних портретов Персиваль останавливается.

— Медея Пенелопа Грейвз. Фрэнсис Александр Грейвз.

— Ваши родители?.. — шепотом спрашивает Криденс.

Родители Персиваля, поглощённые друг другом, танцуют под неслышную музыку. У матери в волосах — её любимый бриллиантовый эгрет, длинное старомодное платье складками обнимает точёную фигуру. Отец, в синем сюртуке, держит её за талию и влюблённо смотрит в глаза.

— Не будем их отвлекать, — с улыбкой говорит Грейвз и уводит Криденса дальше.

***

Квинни роняет поднос с чашками, когда видит Грейвза в Департаменте магической безопасности. Потом взвизгивает и кидается ему на шею. Грейвз обнимает её, посмеиваясь. Обнимать Квинни всегда очень приятно: она гибкая, лёгкая, и у неё чудесный заразительный смех.

— Мы по вам так скучали!.. — говорит она и без стеснения целует его в щёку. Грейвз на секунду окунается лицом в золотые волосы и цветочную туалетную воду и понимает, что тоже скучал. Страшно скучал.

Квинни хихикает от счастья, целует его во вторую щёку и убегает разносить новость.

Все, кто может бросить работу, бросают её и стекаются посмотреть на Грейвза. Во-первых, Грейвз вообще вернулся, и это ошеломительная новость. Во-вторых, он вернулся полностью оправданным после короткого, бурного процесса, во время которого некоторых волшебников, уважаемых членов общества, брали под стражу прямо в зале суда. В-третьих, Грейвз одет в светлое. Лето, как-никак.

Он пытается пройти сквозь толпу к своему кабинету, но вынужден бесконечно

пожимать руки, похлопывать по плечу, отвечать на объятия желающих выразить радость и поприветствовать. К нему с трудом пробивается Тина, где-то за спинами маячит Абернети, у которого красные глаза. Грейвз решительно продирается к нему и берёт его за руку. Потом, решив, что этого недостаточно — обнимает. Ему кажется, что за сегодняшний день он так привыкнет к объятиям, что это будет новая форма приветствия в аврорате.

— Спасибо, Грегори, — с чувством говорит он ему на ухо. — Что бы я без вас делал.

Абернети — одна из ключевых фигур процесса. За время отсутствия Грейвза он тайно документировал всё происходящее в Департаменте, вплоть до распорядка дня Нокса, вёл списки его посетителей и длительность их визитов, фиксировал все перемещения всех сотрудников, даже на всякий случай копировал всю служебную переписку. Его показания, а также собранные им свидетельства связи Нокса с Гриндевальдом, объединённые с документацией из Дурмштранга, подходят друг к другу, как два кусочка паззла. Абернети становится помощником начальника Отдела аналитики и предсказаний, и Грейвз уверен, что теперь там будет такой порядок, какого не было ещё никогда.

***

— Жена попросила развод, — печально говорит Тесей, глядя на блюдечко с фруктовой корзинкой, которую Талиесин крошит ложечкой.

Лето. Они сидят на террасе дома Эйвери. После отъезда Грейвза и Криденса здесь становится как-то пусто. Они привыкли проводить вечера вместе, болтая, смеясь и обмениваясь колкостями. Между ними протянулись какие-то родственные чувства друг к другу, и теперь ощущать отсутствие половины команды довольно грустно.

— Тереза сказала, что не против, чтобы я виделся с девочками, но она встретила какого-то… Я забыл, — признаётся он, почесав в затылке.

— Мне очень жаль, — серьёзно говорит Эйвери. — Что будете делать?..

Тесей пожимает плечами.

— Я не смогу её удержать… И не думаю, что нужно. Если так ей будет лучше…

Он вздыхает, не договорив. Талиесин молчит, сдерживая таинственную улыбку, берёт бокал белого вина и качает его за ножку, влево-вправо, глядя, как оно плещется внутри стенок.

— Вот что, — вдруг решительно говорит Тесей, и Эйвери вскидывает на него очень пристальный взгляд. — Я хотел поговорить не о своих… затруднениях. Я хочу предложить вам работу.

— Работу?.. — Талиесин облизывается. Кажется, он слушает весьма невнимательно.

Тесей хмурится. Он пропустил пару стаканов виски, пока они по привычке сидели здесь и пытались себя чем-то занять, чтобы не думать о тишине, и ему сложно формулировать мысли стройно, как он привык.

— Британский аврорат… да любой аврорат — это тяжёлая, неповоротливая система, — говорит Тесей. — Она хороша для поддержания существующего порядка, но не справляется с такими, как Гриндевальд. Маленькая команда обладает большой гибкостью…