Как рушатся замки
Шрифт:
Выживать – нет. Ей не вручали оружия и не декламировали правила ведения боя. Не объясняли, как притворяться простолюдинкой и как покидать предавшую её страну в трюме корабля, ежесекундно предвосхищая провал.
Разбитость перерастала в изнурение, изнурение заглушало инстинкты. Лис рисковала, вытаскивая их, потому что скрываться в одиночку элементарно. Эйвилин повисла на ней ни на что не годным балластом, но магиструм не отказалась от полубезумной идеи вырываться из неприятностей вдвоём. Под героизмом хоронился помысел – бес с ним,
Вдобавок, протеста её спасительница не оценит. Не примет. Эйвилин пробыла с ней порядочно, чтобы уяснить рубежи предложения и распоряжения. От неё разило предупреждением: «Не сопротивляйся». За гримасничество принцессу насильно принудят удостоверить контракт – колдун прикинется слепым, девчонка сменит беззлобный нажим на угрозу.
Бес с ним.
Из худшего в худшее положение не перетечёт. Некуда ему. Края безысходности достигли.
Она вывела роспись напротив росписи Лис. Сонхи прихлопнул в ладоши.
— Я в тебе не разочарован, прелесть! В правоведы не нацелилась? Талант пропадает! – выхватил он контракт у магиструма. – Формальности разрешены. Перейдём к увлекательному?
Неприкрытый сарказм не спровоцировал Лис и подарил Эйвилин приторное послевкусие обмана. Остротами колдун метил в подругу, а попадал в неё – сторону под номером три, что не рвала на себе волосы за принятое решение исключительно под влиянием остатков достоинства.
— Снимай с меня эту дрянь, – скомандовала магиструм.
От нетерпения она сцепила пальцы в замок. Теперь издевательства рвались из Эйвилин. Кто из них, позвольте разузнать, «комок нервов»? Для арканиста – творца чар – разобраться с заклинаниями на ошейнике, по их же уверениям, поручение нехитрое. Закаченная сцена с контрактами, клятвами и препирательствами под соусом из обид воспринималась ей никчёмным фарсом ради фарса. С образом Сонхи вязалась.
Из дружеских побуждений – по крайности, из стыда за содеянное с памятью девушки! – он мог избавить Лис от «неприятности» при их обозначении в дверях повозки, чего не сделал. Долговые расписки милее альтруизма.
— Госпожа Эйвилин, будьте любезны переместиться на диван. Он за шторой.
— Я предпочту не выпускать из поля зрения людей, которым не доверяю.
— О доверии следовало позаботиться до побега, – обнажил он ряды острых зубов. – Принимаете Вы или нет, мы делим с Вами лодку. Будьте любезны, – настоял повадно, – пойдите отсюда.
— Кем вы себя возомнили?! – прорычала Эйвилин, окончательно расставшись с самообладанием. – Смеете указывать принцессе?! Смеете грубить?! Я не собираюсь позволять всякому сброду помыкать мной по его усмотрению.
И всё-таки, несмотря на душивший гнев, она отчётливо осознавала, что не имеет на него права. О, да, она умела проявлять твёрдость и непреклонность, но сейчас… Сейчас правота колдуна не требовала доказательств. Девушка вывела аналогичные заключения до подписания контракта – глупо противоречить и себе самой. Тем более, для них –
Понимание превратности, что неудивительно, вспышки не умалило. Оно подливало масла: её бессовестно дурили, вкушая принудительное смирение.
— Я – принцесса! – повторила она с оттенком отчаяния, от которого стало тошно. – Не злоупотребляйте моей благодарностью.
— Я Вас умоляю, маленькая госпожа, забудьте о Вашем несуществующем положении. За отсутствием легитимности оно – фикция. Титул, попрошу принять во внимание, официально упразднён, народ Вас не признаёт, законы называют «диссидентом». Не испытывайте меня на прочность. Я добрый хозяин, пока мои гости соблюдают мои правила.
— Мне наплевать, кем меня считает сборище убийц и предателей, – вскинулась она. Голос повышать прекратила, перейдя на дребезжащее шептание. – Я по-прежнему Эйвилин Арвель, дочь императора Адоэля Арвеля. Проявите должное уважение к моим предпочтениям!
Беззастенчиво хохотнув над тирадой, Лис разорвала платье от лифа до талии. Ткань разошлась с характерным треском, упала с измазанных кровью и грязью плеч. На поясе толщина шва не поддавалась – от натуги у магиструма взбугрились мышцы. Она рванула за края посильнее.
Ошеломлённая её поступком Эйвилин шумно сглотнула и вперилась в профиль Сонхи. Он мягко, как унюхавший лакомство кот, обогнул приятельницу по кругу. Рукав халата повёл над подсвечником, затушив огарок свечи. За ним, повинуясь негласной воле колдуна, погасли фонари – и кабинет захлебнулся в глухой черни.
— Не проявляя уважения, не просите о нём, – сахарное щебетание растеклось перед ней, чуть ли не губы в губы.
В хмельном раже, не видя ни зги, девушка отпихнула от себя наглеца. Под смешок сориентировалась в стёртой теменью обстановке, чтобы задавить гордыню и спрятаться, завернувшись в плед, за диваном. Её опалило унижение: почему, почему она не раскусила их замысел! Не выдворяли ведь, чаем угощали, присыпая жажду лукавством! «Формальности разрешены!» – ликовал арканист, и за его торжеством Эйвилин по ошибке распознала ехидство. Дружбу Лис с Сонхи вообразить было затруднительно; секс без обязательств, приправленный официальными взаимодействиями, – шутя. Не устояли перед влечением – с кем не приключится.
От обиды – от омерзения – бросало в жар. Она сдвинула штору, малость не выдернув с гвоздиков, запуталась в ней и, распалившись, развернулась на каблуках к невыносимой парочке. Бархат обмотал стопы, она пошатнулась.
Арканист цыкнул.
— День порчи моего имущества, а?
Реплику от Эйвилин – разгромную – упредил донёсшийся откуда-то звук удара. За ним – кряхтение.
— Развлёкся? Свет где, позёр? Не наугад же перевязывать.
— С тобой не забалуешь.
От вышивки на наряде Сонхи отделилась бабочка. Лимонные крылья сияли, но неравномерно: они пульсировали в такт взмахам.