Как стать никем. Апокалипсис по-питерски
Шрифт:
– Какой у тебя большой! Я хочу его потрогать! Еби, меня, Алекс, еби! – приглушённо зазвучал из машины звонкий, как серебряный колокольчик, целомудренный голос Светланы.
Жизнь налаживалась с каждой фрикцией.
Глава 20. Серьёзная работа
Я конструктор. Мой офис – Россия. Гостиницы, вокзалы, аэропорты, вагоны поездов. Ещё – похожие на инопланетные города нефтеперерабатывающие заводы, шумящие станками производственные предприятия.
Промышленная
В моей России я не вижу разрухи. Тут вечно занятые люди, суетливые предприятия размером с провинциальный город. Оптимизация, экономия, ресурсосбережение. С одной стороны – скучные проектные институты, пафосные офисы и пафосные люди, которые в галстуках снуют, курят, садятся в машины, идут на переговоры в ресторан, чтобы решить судьбу поставщика и построить дачу в Рощино не хуже, чем у соседа. С другой – весёлые работяги, эксплуатанты, инженеры производств, дачи им нужны тоже, поверьте. Естественно, кто на что учился – у того такая дача, машина и концентрация кремния в сиськах супруги.
Я технарь с душой гуманитария, мне всё любопытно. Мне любопытно нажраться в поезде по пути в Великие Луки, мне любопытно нахуячиться в «Бургер Кинге», расположенном в аэропорту Пулково, чтобы в Екатеринбурге догнать дозу, проехать на такси до гостиницы, найти рядом «Пятёрочку» или аналог, накупить местных сортов пива, если таковые есть, заснуть после трипа в ленте соцсети, тяжело проснуться и поехать на встречу.
У меня есть примета – не болит голова, толку от встречи не будет. У тех, с кем я разговариваю, тоже, наверное, болит голова. С больными головами мы находим общий язык. Я вообще думаю, что взращённые Дейлом Карнеги люди в России не выживают. На хуй тут кому нужна твоя улыбка, говно. Тьху, блядь. Лыбится он тут. Говно!
А после хорошей встречи надо обязательно пить. Хорошо пить. Каковы последствия?
Я могу себя обнаружить выпивающим с цыганом в потрёпанной «шестёрке» в Чебоксарах. Цыган мне расскажет, что у него только четыре дочки и нет сыновей. Я обзову его Розарием Агро, и мы посмеёмся вместе. Я ему расскажу о своих дедах-фронтовиках, а цыган, оседлав любимый конёк, будет плести мне о стоимости орденов на чёрном рынке. Конечно, я, озверев, с пеной у рта буду долбить его тупой цыганской головой об руль, бибикая на все Чебоксары, сигналя миру о наступлении…
О наступлении чего? О наступлении светлого индустриального будущего, разумеется. Под произведение «Время, вперёд!» Свиридова. Цыгана. Лбом. Об руль. П-и-и-и-и-ип пип пип пип пип пирип п-и-и-и-ип п-и-и-и-ип п-и-и-и-ип. И тройка всхрапывающих лошадей.
На карте нашей огромной страны есть и такие волшебные места, где «Время, назад», где светлое индустриальное будущее ещё не наступило, где можно остановиться, всмотреться в себя и, быть может, что-то наконец понять. Итак…
Подмосковье. Церквушка на церквушке. И народ не такой, как в Москве, неясный для москвичей народ. Что им движет, чего он добивается, чего хочет? Глушь, на самом деле.
На Протвинской автостанции молодой человек по имени Алексей пересел с междугороднего автобуса на местный рейсовый. Он не спешил, времени у него вагон, а с деньгами было худо, поэтому поездка на такси отменялась.
Цель командировки в область – опытный завод «Процесс», крупное даже по московским меркам предприятие. К трём была назначена встреча. Алексей нарядился в деловой костюм, взял на работе шикарный кейс, обшитый крокодиловой кожей. Тяжёлый дипломат, солидный. Алексею с трудом удавалось ему соответствовать.
Вместе с Алексеем в автобус сели люди, или как там при царях говорили – люд. Девушка в простом лёгоньком платьице, седой дед с клюкой в серой заводской робе и белой застиранной кепке, тощий ханурик уголовного обличия, тётка с торчащей из пакетов рассадой, интеллигентный бородатый дядя в старом пиджаке, спортивных штанах и туфлях, огромная бабка-кондуктор в очках, зычная, как пароходный гудок.
– Проезд оплачиваем, проездные предъявляем!
Алексей расплатился, погрузился было в созерцание нехитрого пейзажа, но тут зазвонил смартфон – «Москоу невер слипс».
– Хай, Виктор. Еду, да. Нет, на такси. Ревью подготовил, всё ок. Отправил боссу перед конфколлом, жду фидбек. Ренат Борисович? Он риал тимлид, тащит, не то что в питерском филиале – одни токсики… У меня презентэйшен, митинг. Стандарт программ. Посмотрим, как дальше пойдёт… Бэклог? Чуть не забыл. Всё сделаю в лучшем виде. Лукинг форвард. Давай-давай, отбой…
Алексей убрал айфон во внутренний карман пиджака. Китайский автобус фырчал, трясся по колдобинам, старательно пародируя славный пазик. За окном проплывали невзрачные пятиэтажные панельки, кусты, деревья, теплотрассы. Маршрутный автобус держал путь к дачам, а дальше – сёла, деревеньки.
– Сынок! – проскрипел дед, сидевший за Алексеем, и, приподнявшись, коснулся его плеча. – Ты, часом, не пидор?
Мало кому хочется услышать этот баянистый вопрос в свой адрес. Алексей резко повернулся, зыркнул на старого, намереваясь грубо ответить, нахамить. Но дед смотрел ласково, улыбаясь, добро щуря блёклые голубые глаза, и этим сбил парня с толку.
Из кустов рассады коротко хохотнула тётка; девушка, улыбнувшись, отвернулась к окну; расположившийся на галёрке ханурик, заинтересованно вытянул шею.
– Да ты не сердись, парень, – продолжил добрый дед. – Я просто пидоров никогда не видел. Сколько лет живу на свете – ни одного, а тут – нате, дед Антон, кушайте! Неужели свезло, а? Семьдесят пять годиков мне, слава богу, скоро душу ему отдам, скоро… Пидор, не? Признавайся.
– Да уж, конечно, не видел он пидоров! – возмутилась кондукторша. – А эти жоподёры – Пенкин, Моисеев и Билан? Чем тебе не пидоры?