Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику
Шрифт:
Когда я вернулся, остальные уже прибыли на место. Я познакомился со всеми. Господин Гамов, который возглавлял группу, язвительно отметил, что в их центре велись похожие разработки. Наверное, раньше он работал с Ботейн. Пока шла подготовка, Процион отозвал меня в сторону и спросил:
— Кастор, может, ты хочешь посмотреть на людей, которых привезли?
Мне это было неинтересно. Я был уверен, что эти люди являются заключенными, которых приговорили к смертной казни. Мне не нравилось размышлять о смерти, поэтому я не хотел смотреть на людей, которые умрут в течение часа. Я сказал:
— Нет.
— Уверен?
— Уверен.
Процион быстро кивнул и отправился в здание. Я пошел следом.
В комнате для наблюдений нас было семь
Я не смотрел за самим ходом эксперимента, мне это было ни к чему, но я видел, как вводили первого мужчину. Он был старым, с желтыми зубами и обвисшей кожей. На его груди была синяя наколка, что подтверждало мое предположение о тюремных заключенных. Мужчина не вызвал у меня жалости, потому что он был в том возрасте, когда смерть не является неожиданностью. Или потому, что я не умел испытывать жалость. Остальные вряд ли будут такими же старыми, мне поступила информация, что людей должны привезти максимально непохожих друг на друга. Я полагал, они должны быть разного возраста, национальности и комплекции.
Мужчину ни о чем не спрашивали, да и он ничего не говорил. Ему поставили катетер, одели датчики для измерения его жизненных показателей, и вскоре он заснул. Его дыхание не было угнетено, поэтому маски на нем не было, можно было хорошо рассмотреть его лицо. Но я не стал. За стеклом все происходило абсолютно бесшумно, и я понял, что здесь специально есть звукоизоляция.
Потом врач ушел, кто-то нажал кнопку, отвечающую за подачу газа. Он должен был убить его при достаточном попадании в дыхательные пути, хотя это был и не единственный способ.
Я отошел от окна. Его агония не представляла для меня никакого научного или практического интереса, мне даже не стало любопытно, поэтому смотреть было ни к чему. Когда я видел смерть отца мне это, во всяком случае, не понравилось. Хотя подобному и не учат правила этикета, мне казалось, что смотреть на это просто так было даже неприлично. Какое-то время я слышал лишь скрежет ручек о бумагу, все, кроме Проциона что-то записывали, а потом кто-то констатировал время смерти. Потом этот же голос вычислил, за сколько времени убивает газ. Дальше снова шорох ручек, никто ничего не обсуждал. Я знал, что сразу они не скажут мне свои заключения, видимо друг с другом они тоже не хотели ими делиться.
Потом прошло еще какое-то время, пока продувалась комната и убирали тело. Люди все равно заходили туда в противогазах и костюмах химзащиты. Потом Гамов сказал: «следующий». На этот раз я не стал смотреть вообще. Испытуемому тоже должны были надеть противогаз, но оставить открытым остальное тело, чтобы проверить действие газа на кожные покровы. Его агония должна продлиться куда дольше, и я не был уверен, что он не проснется, несмотря на анестезию.
Когда врачи вышли из камеры и эксперимент под номером два начался, я вдруг почувствовал необоснованное беспокойство. Мне захотелось ходить по комнате, но она была слишком маленькой для этого. Я едва смог заставить себя усидеть на месте. Чтобы как-то отвлечь себя от нахлынувшего волнения, я стал искать взглядом интересные вещи на столе, которые собравшиеся здесь могли принести с собой. Там были противогазы, ручки, их записи и какая-то небольшая стопка бумаг, к который они не притрагивались. Я немного приподнялся и увидел, что там лежали заявления о согласии на процедуру. Я удивился, что оно требовалось, но это было хорошей новостью, потому что эти люди точно знали, на что они идут. Я взял бумаги. Заявления были написаны от руки, стояли росписи, но вместо имен и фамилий были лишь инициалы. Первый лист, судя по дрожащим буквам, принадлежал старику. Я отложил его, всмотрелся во второе заявление и вдруг узнал этот почерк. Я быстро
— Остановите эксперимент!
Все разом отвлеклись от своих записей и посмотрели на меня. Я потянулся к кнопкам, чтобы отключить подачу газа. Техник, скорее от испуга, чем из осознанного желания остановить меня, попытался оттолкнуть мою руку, я замешкался, и тогда Процион сам стукнул по кнопке. Он среагировал быстро, и я, даже за бурным потоком запутанных мыслей в своей голове, сумел это отметить. Почти тут же Процион нажал кнопку включения воздухоочистительной системы.
— До подписания всех контрактов я имею право остановить эксперимент в любую минуту. Это сказано в договоре, могу достать его и показать вам.
Гамов ответил:
— Сказано, но, господин Кеплер, вы уверены, что стоит это делать?
Я сказал:
— Процион, вытащи ее.
Он взял противогаз со стола, застегнул куртку, спустил рукава и потянулся к дверной ручке. Все тут же вскочили с мест и ринулись к выходу. Мне тоже хотелось с ними, но нельзя было так поступать в этой ситуации. Я и Тайлор взяли противогазы и накинули сверху костюмы химзащиты.
Процион вынес ее на руках. На ней были лишь трусы и майка с рисунком. Она была предельно тощей, это смотрелось почти страшно. Поэтому она казалась такой маленькой, будто гораздо младше своего возраста. Ее длинные русые волосы низко свешивались вниз с руки Проциона. Лица я не видел, она все еще была в противогазе. Я представил ее, сидящей в кресле у телевизора на коленях с кошкой, пишущей мне письмо. Да, это точно была Дана Фаулер. На плечах и ногах у нее были ожоги от моего газа.
Я перевел взгляд на Тайлора, но он был в противогазе, поэтому я ничего не понял про него. Я также ничего не знал о нем, поэтому решил не рисковать. Я быстро достал записную книгу и написал там цифру.
— Этого будет достаточно, чтобы вы сказали вашим коллегам, что испытуемая мертва?
Он медленно кивнул.
— Допустим. Но куда же вы тогда дели тело? Его должны вскрывать.
Я не был готов придумывать ложь на подобный случай, поэтому мои идеи были поспешны.
— Скажите, что я устроил скандал по поводу того, что сюда прислали несовершеннолетнюю девушку, и потребовал немедленно отвезти ее тело в крематорий, чтобы не опозорить так сильно мою компанию.
— То есть, вы все-таки выкрали труп, ладно. Я вам говорил, что она совершеннолетняя, но вы мне не поверили. Но почему же я вас отпустил?
— Я угрожал расторгнуть все имеющиеся контракты. Вы отправили за мной кого-то из ваших людей. Наверняка, у вас в конвое несколько человек. Сами остались потому, что эксперимент с другими участниками продолжится.
— Хорошо, господин Кеплер. Но хватит ли у вас средств заплатить за молчание этой девушки? Я хочу знать, что с ней стало, поэтому навещу вас в ближайшее время.
Я кивнул. Тайлор связался со своим подчиненным, сказав ему следовать за мной. Я осторожно взял Дану из рук Проциона, она оказалась совсем легкой. Процион пошел за мной, но я сказал ему приезжать, как только все закончится. Я думал, что своим неосмотрительным поведением, я поставил себя в большую опасность, и сейчас он должен был охранять меня. Однако я не мог оставить эксперимент без контроля доверенных лиц.
В соседнем помещении лежало тело предыдущего человека, живых не было. Видимо их держали в машине рядом со зданием. Я снял противогаз с себя, а затем с Даны. Она была совсем бледной, с опухшими веками и искусанными губами. Глаза были закрыты, снотворное и анальгетики еще действовали, но я видел, как вздымается ее грудь, она была жива. Я не знал, как скоро она очнется и почувствует боль, насколько серьезны ее ожоги, поэтому я не мог медлить. Я снял свое пальто, закутал Дану так, что ее совсем не было видно, и вышел наружу. Других членов группы я не увидел, они стояли у другой двери или уже зашли внутрь. Но когда я дошел до своей машины, кто-то сел в другой автомобиль и поехал за мной.