Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику
Шрифт:
— Процион, ты преувеличиваешь опасность и убогость своего района, чтобы создать нужный эффект социальной пропасти между нами. Если мы перевезем фортепиано к тебе, и ты покажешь мне автобусы, которые бы отвозили меня до консерватории и библиотеки, мне будет совершенно безразлична окружающая меня обстановка.
— Фортепиано, да? На автобусе до консерватории?!
— Или ты можешь возить меня сам на машине, это не имеет значения. Я уверена, что в консерватории мне платят меньше, чем тебе Кастор. Так что можешь не чувствовать себя уязвленным, ты по-прежнему сильный и мужественный.
— Вот именно Кастор, твой брат! Ты и сама привыкла жить в роскоши за счет него, и это нормально, потом что он твой брат, а ты не замужем!
— В
— Потому что я вообще не имел права заводить с тобой отношения!
До этого момента я слышал, что Процион не стоит на месте. Его переполняли эмоции, и это заставляло его ходить (эмоции удивительным образом преобразуются в кинетическую энергию). Потом он замер, затем его шаги стали приближаться к двери. Процион каким-то невероятным образом понял, что кто-то (я) стоит за дверью. Поэтому мне пришлось подняться наверх в комнату, и окончание разговора я не услышал.
Ночью в Туманном Лесу, где Кассиопея была ребенком, хрупкой девочкой, а не взрослой сильной женщиной, она обнимала Проциона и просила не уходить. Он не пытался ударить ее Копьем, как всех остальных, вместо этого он разодрал ногтями в кровь тыльную сторону своих предплечий. Я не мог понять их чувств, потому что сам я был едва способен на эмоции.
Но мне хотелось, чтобы у них с Кассиопеей все было хорошо. У Кассиопеи потому, что она — моя сестра, а у Проциона потому, что в таком случае он будет лучше выполнять свои обязанности. Если это возможно при условии, что они должны быть вместе, то пускай. Поэтому я пошел на риск. Если я и стал самым страшным, то Процион оставался человеком, который ничего не боится, поэтому я не знал, испугается ли он предавать меня. Логический парадокс. Отныне меня должны бояться все, но он не боялся никого. Всеразрушающее ядро и неразрушимая стена. У парадокса не было решения, но я рискнул. Когда Процион заявил, что больше не работает на меня, я, вместо того, чтобы напомнить ему о компромате на него, рассказал про проект «Горизонт событий». Он слушал, замерев на месте. Когда я закончил, Процион широко улыбнулся.
На данном этапе, когда разработки были практически готовы, мне предстояло много разговаривать с людьми из Министерства обороны и военными, и я решил брать Проциона с собой на переговоры. Он не принимал в них участия, но присутствовал с позволения моих собеседников.
Еще через две недели я, не задумываясь, подписал согласие на испытание оружия на людях. Я раньше не знал о такой необходимости, но оказалось, это было обязательным пунктом. Гиансар обзавелся на работе «страдающим виварием» (так он его называл), но испытаний на животных было недостаточно для того, чтобы утвердить проект. Я понимал, что это совершенно не гуманно, но если оружие будет применено на практике, то никого потом не будет волновать, каким образом его испытывали на этапе разработки.
Тем не менее, посторонним нельзя было знать об этом. Даже в лаборатории я никому не сказал, правительство должно было прислать своих химика и врача. Заранее знал лишь Процион, потому что он встречал конвой с испытуемыми. Гиансару я собирался сказать только утром в назначенный день, потому что боялся его протеста. Несмотря на то, что Гиансар попал под влияние Ботейн, я по-прежнему считал его добрейшим человеком (но ненадежным). Испытывать оружие на людях ему было бы не только противно, но и больно. Но так как это Гиансар руководил разработками, я не мог его не оповестить. Подумав, я решил, что и Ботейн узнает. Вовсе не из-за того, что благодаря ее формулам «Горизонт событий» существует, а потому, что она смогла бы утихомирить Гиансара.
Утром того самого дня я постучался к ним в комнату. Мне открыла Ботейн. Ее волосы были уже уложены, глаза накрашены, но, наверное, я застал ее как раз в процессе нанесения
— Кастор! Не ожидала увидеть тебя так рано. Зайдешь? Гиансар сегодня уехал на работу совсем рано, потому что ночью ему пришла какая-то идея по оптимизации процесса, но он толком ничего не рассказал.
С тех пор, как проект был запущен, она всегда говорила со мной радостно и мило. Я сказал:
— Мне обязательно нужно с ним переговорить до двенадцати дня. В главном офисе я не появлюсь, поэтому передай, чтобы он приехал по этому адресу. И сделай так, чтобы эту информацию услышал только он.
Я протянул ей бумажку с адресом. Когда Ботейн брала ее, она задела мои пальцы ногтем, почти поцарапав.
— Конечно, передам. А что-то случилось?
Я задумался. С одной стороны я хотел рассказать им одновременно, но с другой, если Ботейн не поймет важность происходящего, она может не передать информацию, и Гиансар не приедет. Поэтому я сделал шаг к ней, наклонился и тихо сказал почти на ухо.
— Сегодня будут проводиться испытания на людях. Он должен знать.
Я боялся, что кто-то может нас услышать, хотя никого, кроме Кассиопеи, дома не было. Но и она не должна об этом знать, более того Кассиопея даже не имела понятия о «Горизонте событий». У Ботейн округлились глаза, и она сказала:
— Я поняла, сейчас же выезжаю на работу, и все ему передам. Мы будем там, но не волнуйся, в любом случае все пройдет хорошо.
Она похлопала меня по плечу, и я ушел.
Я заранее поехал туда, где будут проводиться испытания, чтобы проверить, все ли готово. Место проведения эксперимента находилось в небольшом одноэтажном здании на территории института морфологии человека. Оно было небольшим и состояло из трех помещений. Первое, совершенно пустое, скорее всего для людей, чья очередь еще не настала. Либо же туда относили уже продукты эксперимента. Второе было для исследователей. Там были стол, несколько стульев и большое окно в следующую комнату. Но стекло не занимало всю площадь, чтобы была возможность не смотреть. В последней же комнате стояли кушетка, капельница, аппарат ИВЛ и другое оборудование для введения испытуемого в медицинский сон. Первые двое не должны ничего почувствовать, они будут под действием общей анестезии. И только если все пройдет благополучно, опыт повторится еще дважды без анестезии. Я обошел эту комнату несколько раз. Серо-коричневый кафель на полу и серо-белый на стенах. Бетонный потолок обвит трубами и круглыми лампами, дверь железная и плотная. Ничего необычного, кроме кушетки.
До начала было еще несколько часов, поэтому я вышел на улицу. Я бы хотел прогуляться, но ждал Гиансара, поэтому сел на скамейку неподалеку, чтобы видеть дорогу к зданию. Вскоре пришли какие-то люди и стали огораживать окружающую территорию лентой, мне пришлось показать им свои документы, больше мы не взаимодействовали. Было холодно, температура стремилась к нулевой отметке, я успел замерзнуть, а Гиансара все не было. Еще не наступил полдень, когда я понял, что он не придет. Ботейн ничего ему не сказала. Я поступил глупо, доверив ей эту информацию. У меня не было тревоги, что она может как-то использовать свои знания, но я знал, что она не передала это специально.
Пока у меня оставалось еще немного времени, я решил найти место поблизости, где можно взять кофе или чай, чтобы согреться. Засохшие листья шуршали у меня под ногами. Муравьи могут выдерживать вес в сто раз больше их собственного, это много относительно насекомого, но мало, относительно меня. Я надеялся, что они прячутся под листьями.
Ничего горячего поблизости я не нашел. Зашел в небольшой магазин, где целую полку оккупировали «Стрелец В-2» и «Красный гигант». Я не любил газировку, но пришлось взять «Стрелец В-2», который был хотя бы чуть менее вредным.