Как живете, Караси
Шрифт:
Юношанабычился.
– - Выходи!
Двери захлопнулись, электричкадвинулась дальше.
– - Эх, -- сказал Юноша.
– - Зналабы тыю Для них гэбэ -- этою -- и махнул рукою.
– - Я ж говорила: выходи.
– - Ладно, поехали, -- вернул Юношаруку навнучкино плечо.
– - Следующая станция -- "Стахановец", -- неразборчиво пробурчало вагонное радио.
Застрявшая перламутровая "девяточка" так и белела-посверкивалавдали, астыдливый ноль-одиннадцатый "жигуль" одиноко стоял возле самой полковничьей дачи, когдаВнучкаи Юношак ней подошли. В освещенном окне видно было, как Полковник беседует с Очередным Карасем. ВнучкавзялаЮношу заруку,
– - Неудобно, -- шепнул он, слегкаупираясь.
– - Видишь -- разговаривают.
Внучкапренебрежительно пожалаплечами, запечаталагубы пальцем и, шутливо крадучись, повлеклаЮношу к дверям. Прежде чем те закрылись, голубоватый пронзительный свет галогенок подъезжающей машины успел намгновенье осветить пару.
– - Дани чертамне от вас не надо!
– - устало втолковывал Карасю Полковник.
– - Вызывают вас -- приходите. Всё! А зачем -- это уж мое делою
– - Извини, полковникю -- прервалаВнучка, выступая из полутьмы прихожей.
– Мы потихонечку, помнишь, как Штирлиц? Ну полковник, чего надулся?! Мы вчеране могли и позавчератоже. Я потом объясню. Здравствуйте, -- отнеслась к Карасю.
– - Здравствуйте, -- привстал тот.
– - Вот, знакомься, -- вытащилаВнучканасвет Юношу.
– - Никита, -- представился Юношаи протянул руку кажется что с опаскою.
– - Иннокентий Всеволодович, -- вышел из-застола, пожал руку Полковник.
– - Рыгает ароматически, -- шепнулаВнучкас ехидцею.
– - Сидоров-Казюкас, -- сновапривстал-поклонился Карась.
– - Очень приятно.
– - А вас никто не спрашивал!
– - прикрикнул Полковник.
– - Никита, -- подчеркнуто вопреки покрику Полковникапоклонился ЮношаСидорову-Казюкасу.
– - Оторвали, да?
– - поспешилаВнучказагасить в зародыше готовый вспыхнуть конфликт и потянулаЮношу накрутую лесенку, апо ней -- в мансарду, бросив деду по пути: -- Ну ты занимайся!..
"Жигули", минуту-другую назад мазнувшие светом по парочке, подкатили к даче, погасили фары, умолкли и выпустили, наконец, одетого в светлый костюм Спортивного Мужчину, не старого, но совсем седого эдакой благородною сединой. Он осмотрелся, оценил факт наличия стоящего у доманоль-одиннадцатого, вытащил кисет с табаком, трубку, неторопливо набил ее, запалил от спички и стушевался во мгле. КогдаглазаБлагородного попривыкли к темноте, он пересек неширокую Садовую и остановился у доманапротив: не в пример ладненькому, но, в общем-то, несерьезному полковничьему -- мощный, огромный, из неподъемных, почерневших от времени бревен сложенный, был он -- даже во тьме очевидно -- запущен до невозможности восстановления. По лицу Благородного скользнуластранная какая-то гримаска: улыбка -- не улыбка, и если уж улыбка, то, скорее, усмешка: горькая и над собой. Он толкнул державшуюся наодной верхней петле калитку, таподалась нехотя, скребя низом по земле, но щель достаточную, чтобы пройти, Благородному предоставила. Чем он и воспользовался.
Надверях висел огромный амбарный замок, вход, однако, не охраняющий, ибо находился в давно ни начем не держащихся пробоях. Благородный потянул заручку и оказался внутри затканного паутиною, загаженного экскрементами дома. Слабый блик далекого фонаря пробивался сквозь незакрытую дверь, и Благородный, перешагивая через кучки дерьма, вошел в огромную в своей нежилой пустоте комнату.
Немалое усилие потребовалось воображению, чтобы признать в ней ту самую теплую, всю в уютных мелочах гостиную, где много-много лет назад пел ныне покойный Бард:
– - Как жуёте, Караси?..
– - Хорошо жуем, мерси!..
– - Даю -- протянул вслух Благородный.
– - Иных уж нет, ате -- далечею -- но и эхо, кажется, покинуло
Оборванная ставня приоткрывалачасть того как раз самого окна, напротив которого сидел в незапамятные временаБлагородный, слушая Бардаи машинально наблюдая, как научастке напротив десяток солдат строит дачу, акрепенький мужичок лет сорокабегает-приглядывает, обеспечивает указаниями. "Летчик, наверное, -- подумал Благородный тогда.
– - Испытатель. Откудаж иначе в таком возрасте деньги надачу? Даи солдат не всякому дадут."
Сейчас дачанапротив, какими бы комично-зловещими повестками нанее ни зазывали, былаживою и теплою, аздесь, в огромном чернобревенчатом доме, в диссидентском гнезде, стояли необратимое запустение и тоска. Энтропия, как ей и положено в замкнутой системе, неудержимо росла.
Хлопнулакалитка. Сидоров-Казюкас нырнул в своего ноль-одиннадцатого, запустил мотор и, стыдливо не зажигая огней, укатил наощупь. Благородный выбил трубку о каблук и выбрался наружу, скользнув случайным безмысленным взглядом по неярко освещенному мансардному окну, закоторым нанизкой дачной тахте Внучкас Юношею целовались страстно и нецеломудренно, поглощенные этим занятием столь глубоко, сколь глубоко могут быть поглощены им лишь люди, совсем недавно открывшие для себя в полной мере эту таинственную сторону жизнию
– - Вы, Иннокентий Всеволодович, считаю своим долгом заметить, пользуетесь недозволенными приемами. То, что связывало меня с покойной Мариною, не дает вам праваю скорее -- наоборотю Я всегда, славаБогу, сознавал, что человек, пошедший служить в чекагэбэ, не может быть порядочным человеком -- но сколько же вы потратили сил, чтобы внушить мне иллюзию обратного! А теперь сами все и рушите?
– - разговор шел научастке, партнеры едваосвещались бликом мансардного окна, так что трудно было понять с определенностью, почему Полковник молчатерпит страстную эту филиппику.
– - Я приехал к вам исключительно как к отцу Марины. Уважая ваш возрастю одиночествою зная, что вас уволили в отставку. Так что не трудитесь больше переводить впустую повестки -- играть в ваши паранойяльные игры вы меня не заставите. А если вам понадобится моя помощь -- вот, звоните, пожалуйста. Я не откажу, -- и, протянув Полковнику визитную карточку, Благородный повернулся уходить.
– - Ой ли, Дмитрий Никитович?
– - спросил Полковник.
– - Точно ли не заставлю?
– - Безо всяких сомнений!
– - отрезал Благородный.
– - А вы вообразите наминуточку, что я -- вашаперсонифицированная совесть. Ведь тогдаи наши встречи можно будет расценить как дело пусть для вас неприятное, но безусловно благое. Какю покаяниею
– - Вы опять про Марину?
– - раздражился Благородный настолько, что повысил тон несколько сверх самим же себе назначенной меры, чем раздражился еще больше.
– - Онарожалау лучших врачей. Ее ничто не могло бы спасти. Это судьба. И я тут не при чем. А вот вы! вы! вы ни разу не допустили меня до моего собственного ребенкаю
– - Маринане допустила, -- мягко возразил Полковник.
– - Но я действительно собирался развестись!
– - почти уже кричал Благородный.
– - Ее не устраивало, что вы оставили бы своего сынасиротою.
– - Я бы уж как-нибудь разобрался!
– - Нисколько не сомневаюсь, -- теперь интонация Полковниканеслав себе едкий яд.
– - Откудаж столько презрения?
– - поинтересовался Благородный.
– - Оттуда!
– - вспылил, наконец, и Полковник.
– - Оттуда, что мое дело было -- выполнить последнюю волю дочери. А ваше -- пробиться к ребенку несмотря намое сопротивление. Несмотря навсе силы ада!