Как живете, Караси
Шрифт:
– - Кто?
– - тупо посмотрело Самое Высокое Начальство, отвлеченное от Не Менее Высоких Мыслей.
– - Подопечный. Тоже из вчерашних. Последний. Вы не досмотрели, натретьей кассете.
– - А-аю -- не то сообразило, не то сделало вид, что сообразило Самое Высокое Начальство.
– - Ну ты ужю -- и в третий раз помотало кистью, апотом погрозило в воздухе толстым, поросшим шерстью перстом.
– - Так точно!
– - отчеканил Товарищ Майор.
– - Разрешите идти?
Начальство разрешительно махнуло, вздохнуло глубоко и сновапогрузилось в созерцание Народа.
– - Володя?
– - нажал Товарищ Майор в каком-то совсем небольшом, с окном во двор, кабинетике, кнопку селектора.
– - Там один такойю седойю в светлом костюмею в общем, догадаешьсяю прорываться будет.
– - Нажал другую кнопку, сказал: -- Валечка? Материалы наТищенко Дэ эН!
– - после чего достал из ящикастолатамиздатовскую книжку Солженицынаи погрузился в чтение.
Святая святых полковничьей дачи былаварварски разорена: расколотые каталожные ящики валялись повсюду, шкафы -- перевернуты, и весь пол засыпан карточками, фотографиями, листами "дел"ю Сам Полковник, измученный, истерзанный, едваживой лежал напринесенной сверху кушетке и подвергался ласковой медицинской заботе Чернокудрой Красавицы. Даже нежные ее пальцы, касаясь воспаленных ожогов и рубцов наполковничьем теле, не могли не вызвать едвапереносимую боль, -- Полковник, однако, не стонал, даже губу не закусывал, атолько добавочно серел с лица.
Не смущаясь, что Полковник демонстративно не обращает ни наего речи, ни нанего самого ни малейшего внимания, невысокого роста, лысоватый, обаянием умаобаятельный человечек расхаживал по подвалу и, с аппетитом разглядывая то одну бумажку, то другую, продолжал спокойный, неспешный монолог:
– - юдакогда, сами посудите, кому удавалось начерную работу набрать одних интеллектуалов? Вы вспомните хоть историю вашего ведомстваю Сколько разоренных библиотек, сколько научных трудов, попаленных в печках, сколько поэтовых черновиковю Я, знаете, когдаразмышляю об этом -- вспоминаю рахманиновский рояль, сброшенный намостовую со второго этажа. Не вспоминаю, конечно, аю как бы это сказать?.. слышу звук, -- и Человечек наминутку прислушался к этому внутри себя звуку, после чего обернулся к Нежной Чернокудрой: -- Как там, Нелличка?
– - Ожоги глубокие, -- ответилаЧернокудрая, -- но сепсиса, думаю, не произойдет.
– - А сердце? давление? Проверь, пожалуйста, все как следует. Уверяю тебя: жизнь Иннокентия Всеволодовича, его здоровьею Таких людей, как Иннокентий Всеволодовичю
– - Все проверим, и кардиограммку снимем, -- ответилаЛасковая Чернокудрая не шагающему Человечку, апрямо Полковнику, -- все будет очень хорошо.
– - Так что клянусь вам, Иннокентий Всеволодович, мне и самому крайне печально наблюдать это, крайне!
– - пропанорамировал Человечек рукою по пейзажу разора.
– - Ну дамы постараемся все и восстановить. С вашей, разумеется, помощью. Не дадим погибнуть архиву столь уникальному.
Полковник презрительно скривил губы.
– - О!
– - обрадовался Человечек.
– - Вы уже реагируете! Это приятно. А что касается содержания вашей реакции -- это, уверяю вас, дело временное. Вы всю жизнь просидели по ту сторону стола -- вот и не приобрели опытаистинного подчинения: радостного и добровольного. Но он приобретается быстро -- было бы достаточным давление.
– - Я закардиографом, -- всталаот ПолковникаЧернокудрая Очаровательницаи пошлаиз подвала, в дверях которого столкнулась с пропустившими ее двоими уголовного вида.
– - Ступай, Нелличка, ступай. Дачто далеко ходить запримерами?
– - продолжил Человечек.
– - Вот вчера: переоценили вы свои силы, стойкость духасвоего, когдапод утюжок-то легли. Все равно ведь шифры-то выдали. Так стоило ли мучиться? Урок!
– - и несколько секунд продержал значительную вертикаль указательного перста.
– - Еще паратаких уроков, и с радостью засотрудничаете, с улыбкой. Помните, как это? с чувством глубокого удовлетворения. Дачто я вам объясняю?! Хоть и с обратной стороны стола, ауж сколько вы наблюдали подобных преображений! Ме-та-мор-фоз! Ни одному Овидию не снилосью А что не устроил своим болванам даже разносазаутюжок, даи заразграбление особенно не взыщу -это потому, что хватило у них ума, не найдя денег и золота, не поджечь ваши владения с вами внутри, асообщить мне. Хватило интуиции догадаться, когдапервая
В двадцатый, не менее уж, наверное, раз пересмотрев с вываливающимся листами, истрепанный, пятилетней давности номер не то "Юного техника", не то "Юного натуралиста", Благородный Карась внешне решительно поднялся из-закруглого, со щербатой, исцарапанной столешницею столикаи толкнул дверь небольшой казенной приемной, в которой неволею коротал время. Тут же у порогавозник Молодой Человек В Штатском.
– - Вам не кажется неприличным заставлять меня здесь столько ждать?! Я все-таки ученый с мировым именем, доктор филологии, ию
– - О вас доложено, -- почтительным тоном оборвал Молодой Человек Благородного Карася.
– - Как только товарищ майор освободится -- сразу же вас и примет. Вас ведь сюдане вызывали -- сами пришли. А у нас рабочий день расписан по минутам.
– - В таком случаею -- отреагировал глубоко уязвленный Благородный Карась, -- в таком случаею я зайду как-нибудь в другой раз. Или вообще не зайду!
– добавил едвали не с угрозою в голосе.
– - Проведите меня к выходу.
– - К сожалению, -- с искреннейшим сочувствием улыбнулся Молодой Человек, -- к сожалению, это никак невозможно. Никак!
– - Как то есть никак?
– - обмер не столько Карась как личность, сколько -независимо от личности -- весь его организм.
– - Часовой без пропусказадержит, -- пояснил Молодой Человек.
– - Так напишите пропуск!
– - Увы -- не в моей компетенции, -- посетовал собеседник.
– - А в чьей?
– - Товарищамайора.
– - Так проведите к нему!
– - Я уже сказал, -- терпеливо, как ребенку, объяснил Молодой Человек, -что ему о вас доложено. Ждите.
– - Я!..
– - взвился Благородный Карась, -- я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! Лишать человекасвободы без малейших нато основанийю
– - Ой, как вы правы!
– - посочувствовал Карасю Молодой Человек.
– - Ой, как правы! Но медленно еще идет у нас перестройка. Эти старые инструкциию А!..
– махнул рукою.
– - Просто не говорите! Так что придется подождать еще.
– - Сердце наудивление крепкое. Для такого возраста!
– - поднеслаЧернокудрая Человечку кардиограмму.
– - А давление так и вообще: восемьдесят насто двадцать.
– - Ну, спасибо, Нелличка, спасибо, родная, -- поцеловал Человечек ручку Очаровательнице.
– - Езжай, -- и вернулся к Полковнику: -- Тут вот ящичек намою букву целым случайно оказался. Я пересмотрел внимательно, но своей фамилии не встретил. И сделал вывод, что не всех вы, кто через вас прошел, в картотеку заносили, атех только, кто раскололся. Прочих предпочитали признать как бы не существующими. Феномен удивительный. И опасный. А вы для меня, знаете, существовали всегда. С тех самых пор. Я по делу о подпольной рубашечной фабрике проходил. В шестьдесят четвертом. Так и не вспомнили? Сколько ж в ваших руках силы было сосредоточено: тут и тюрьмаЛефортовская, и полная изоляция от мира, и не менее полная вашабесконтрольность, безнаказанностью И лагерные годав ваших руках: два, десять, пятнадцатью И даже -- страшно подумать!
– - расстрел. А в моральном отношении?! Вы ведь действовали от лицавсего государстваю Народа, так сказать! А при этом -- сколько корректности, объективностию эдакогою равенствав беседе. Будто совсем и не важно, кто по какую сторону стола. Философский диалог исключительно в интересах Истины. Вот я и подумал тогдаю Знаете, такаяю юношеская мечтаю Окажись, мол, вы в моих руках, как я в вашихю Что бы сделалось тогдас вашимию убеждениями? С моральной правотою? А вдруг -- подумал -- вы и согласились бы, что экономикане бывает теневая или не теневая. Что оналибо выпускает рубахи, либо нет. Что вашамафия ничуть не лучше нашей. Хуже! Разветвленней, мощнее и безжалостнее: давит каждого, кто отказывается отстегивать ей девяносто пять, ато и все девяносто девять процентов?! У нас-то -- не больше чем исполу!