Как живется вам без СССР?
Шрифт:
Возьмем для сравнения картину Левитана. Посмотришь на нее, и кажется, что ничего в картине нет, лишь равнина и утоптанная пешеходная дорога, да земля и небо. Вроде никакой композиции, все так просто, нет кричащих красок, нет контрастов, лишнего ничего нельзя прибавить.
Но всмотришься в пейзаж и забываешь о том, что это краски. Всмотришься и почувствуешь, что таких, похожих на эту, дорог я видел много и много ходил по ним.
Живая природа, и только! Какие живые дали! И так где-то у горизонта чуть туманится синева
Сколько в этот пейзаж вложено любви и настроения. Чувствуется, художник вложил в эту картину часть своей жизни. Вот у кого следует учиться!
Да я сам так же поработал, с таким же настроением, а на деле все не то бывает. Вместо настроения — расстройство. К сожалению, мы в жизни так слабы и неустойчивы. Каждый пустяк раздражает. Я и многие художники хотим разрешать сложные задачи в изоискусстве и спотыкаемся, не доведя их до конца.
В общем, скоро желанная весна, а с нею новая жизнь и творчество.
Я и Лида шлем Вам свои сердечные и лучшие пожелания, а главное, здоровья».
«Живу теперь в городе, а не в селе, — пишет Федот Васильевич в следующем письме, — где был свободнее, а теперь черт знает что, не то что занят, а редкий день, чтобы кто-нибудь не заходил ко мне и не отнимал времени. Немало любителей изоискусства приходит ко мне, художники, писатели, просто из начальников. Интересуются моими картинами, отказывать в посещении неудобно. Квартира у меня — особняк из 4-х комнат, есть дворик с разными пристройками и небольшой огород.
Сижу больше дома и кое-что пишу для жителей города. Почти у всех на дворе и огородах цветы. Соседи приносят прекрасные букеты, я их переносил на холсты. Я очень люблю писать от нечего делать цветы и написал пять этюдов цветов весенних, летних, осенних.
Начал новую картину, жанр из колхозной жизни, пока она еще в контуре, размеры 2x1,5 метра, уже всем нравится. Понятно, буду продолжать над нею работать. Надеюсь написать ее к 40-летию Октября — если буду здоров.
Очень мечтаю увидеться с вами. Только где? Я затрудняюсь теперь приехать в Москву Хорошо бы в Саранске. Каким счастливым я был бы. Ко мне вернулись бы здоровье и молодость в работе, счастье. Вот какие у меня мечты день и ночь.
Все у меня, кажется, есть в жизни. Кроме любви. Я очень люблю женщин. Но они меня почему-то не любят. Так и прожил я свою несчастную без любви жизнь. Одно у меня никто не может отнять, это изобразительное искусство, которым я живу и дышу.
Милая Нина! Пишите мне еще. Я так люблю Вас и Ваши письма. Перечитываю их не раз. Я был бы счастлив, если бы мы чаще виделись, наслаждались бы беседами о любви да искусстве. Лучшего я в жизни и не хотел бы. Целую Вас много раз как товарищ. Цветите
Вы, как художник, близки и понятны нам со своей жизнью, со всеми радостями в творчестве и переживаемыми в нем трудностями».
Нина Петровна, несмотря на свою большую занятость: создание этюдов, картин, оформление их в рамки и подрамники (быт ведь ее никогда не был устроен), несмотря на долгие нервные ожидания в коридорах Союза художников и Художественного фонда, в стенах которых на многочасовых художественных советах решалась участь ее работ, — все же находила время написать стареющему художнику Сычкову, поддержать его, хоть как-то улучшить ему настроение.
«Я пишу Саранский мотив, пейзаж, которым мы с вами, Федот Васильевич, любовались в парке, — сообщает Нина Петровна своему другу. — Правда, он чуть изменен у меня на полотне, в основном, шире речушка.
Приехала я из Пестова. Как там было хорошо! Дом отдыха расположен на самом берегу канала, такая масса воды, что временами напоминает море, особенно когда ходят волны и дали тают, сливаясь с облаками.
Рядом лес — чудесный — березовый и еловый, сухой, душистый, полный грибов и ягод.
Вы в своем письме, Федот Васильевич, жалеете, что не были на фестивале.
Конечно, праздник в Москве чувствовался во всем. Все, кто мог ходить, в этот день были на улицах. На машинах ехали гости, одетые в национальные костюмы, радостные и возбужденные, кричали слова приветствия, посылали воздушные поцелуи, пели песни.
Представители почти всех стран мира, со всего земного шара, разные цветом кожи, в самых разнообразных красочных одеяниях, ликующие и возбужденные, проезжали по московским улицам.
Прекрасные танцы, песни, пантомимы и сценки исполнялись талантливой молодежью.
Почти все концерты оканчивались пением всех присутствующих гимна молодежи. Из зала на сцену летели букеты прекрасных цветов, а потом эти же цветы летели обратно в зал. Как огромные хлопья, мелькали эти пестрые букеты в воздухе, пока не закрывался занавес.
Очень интересна была всемирная молодежная выставка. На ней много хороших вещей, по-настоящему художественных и оригинальных по замыслу и исполнению.
Молодцы китайские художники. Очень у них сильные работы, как живописные, так и графические.
Как продвигается ваша работа, Федот Васильевич? Ведь скоро кончатся теплые солнечные дни».
Многие письма Нины Петровны Петровичевой рассказывают Федору Васильевичу о новостях столичной культурной жизни того времени.
«Ваши вещи, Федот Васильевич, еще не продали, не думайте, что это только у Вас. Сейчас все переживают подобное, а москвичам еще хуже, чем тем, кто живет в провинции. У нас ведь так много художников. Принимают же вещи стандартные, размером 50x70,60x40, от 75 до 125 г рублей за штуку.