Как живется вам без СССР?

Бабиенко Лариса Трофимовна

— За такие произведения у нас хорошо платят, — объяснил Рахман.

— Значит, теперь это бывший поэт… Значит, и этого не досчитался бы потом Махджуб…

— Да, Осману ничего не скажешь в лицо. Пропеллер вместо него.

Жизнь и впрямь для каждого — буря. И какие нужны крючья в душе, чтобы удержаться, не повалиться в тайфун? Сколько людей уже к середине жизни напоминают флаги, в которые больше не дуют ветры, ни зюйд-вест, ни слабый морской, островной или горный, короче, похожи такие жизни — на ветошь.

— Халим по-прежнему проповедует шариат?

— Молчит.

Мы его заткнули.

— Каким образом? Прямо кляп и все?

— Хуже.

На лекцию, на которой Халим соловьем заливался о пользе шариата, ему задали вопрос: не жестоко ли это — рубить руку за воровство, даже если голодный украл лишь буханку хлеба?

Халим, не моргнув глазом, ответил, что только так можно пресечь кражи. После этого на трибуну потянулась вереница увечных людей, кто с отрубленной левой, кто на одной ноге, а то и без двух рук. С серой кожей на лицах, изможденные, больные.

— Погляди им в глаза, брат Халим! Не стыдно? Погляди внимательно. Что ты поддерживаешь? Надо ликвидировать безработицу. Строить заводы, фабрики, школы, больницы, а не закупать танки… Ты в Советском Союзе видел хоть одного безработного или бездомного? К социализму надо идти, а ты куда нас тащишь? В тысяча… пятисотый год хиджры?

После такой демонстрации увечных как ветром выдуло из аудитории мусульманских братьев. Сжавшись, Халим тоже убежал. Больше в Хартуме его не видели.

— Признаюсь в грехе, — посмеиваясь, рассказывал Рахман. — Этот позор мы ему, коммунисты, устроили! Теперь он на севере страны торгует зубными щетками.

— Ты как живешь?

Наверно, труднее всего рассказывать о себе. Репортажи, которые Анна много лет назад читала на страницах газеты «Правда», оказывается, писал Рахман. Прямо из тюрьмы. Даже тюремные надсмотрщики помогали ему передавать их на волю.

В то время как парашютисты Садата косили восставших, Рахман охранял здание редакции. Когда коммунистам и тут пришлось отступить, он кинулся в дом к брату, миллионеру.

— Убирайся вон! — завопил испуганно Омар, — из-за тебя погибнет моя семья.

Жена миллионера, очаровательная Асьма, предложила робко:

— Господин, — робко произнесла она шепотом. — Давайте поможем ему. Спрячем в подвале, а ночью отвезем в деревню.

Ударившись головой об стенку, женщина замолчала, прикрыла окровавленное лицо платком.

— Как ты смеешь обижать Асьму? — бросился с кулаками на брата Рахман.

— Как ты посмел придти к нам! — услышал он в ответ.

Через мгновение миллионер вытолкал нуждающегося в защите брата за калитку, у которой уже дежурил военный патруль.

По ошибке, в спешке, Рахман ткнул ногами в сандалии Омара, после чего тот долго боялся, что по этой обувке нащупают его связь с компартией. Мало того, пользуясь тем, что Лена, жена Рахмана, пряталась в это время с детьми в деревне, он продал дом, который покойный отец завещал Рахману, старенький в нем холодильник и даже детскую колыбель.

Рахмана пожалели другие. В тюрьму его товарищи писали: за жену и детей не волнуйся, они живы, здоровы, надежно спрятаны, береги свои силы.

На волю

Рахман передавал известия не столь утешительные. Его репортажи из тюремной кротовины о казни Махджуба и офицеров вызывали такую щемящую боль, хоть в душу себе не гляди, будто и она виновата в том, что вот еще крепки руки, здоровы ноги, однако, уже не изменить ситуацию и никоим образом не вернуть к жизни дорогого многим человека.

— Махджубу поставили памятник?

— Какая ты наивная, коллега! До сих пор неизвестно, где он похоронен. Это лишь в Советском Союзе таких людей хоронят с почетом. Во всем мире за лидерами компартий гоняются целые зондеркоманды убийц.

Рахман хлопнул себя по карманам в поисках сигарет, надолго умолк, глядя на окно, столы, посетителей буфета. Какая-то молоденькая секретарша, не допив кофе, не доев яблоко, спешно побежала на другой этаж.

— Какое безобразие, — привлек внимание Анны к недоеденному яблоку арабский журналист. — У нас таких огрызков не увидишь. Наши дети яблоко доедают до конца. У нас же голодна соседнем столе валялись ломти белого хлеба. Кто-то лишь попробовал борщ и оставил его почти целиком в тарелке. Вечером сытые образованные люди спокойно едут в троллейбусе домой, читают газеты, глядят фильмы на экране телевидения. У каждого жилье и работа. Но они охотно жалуются друг другу на то, как им плохо живется, в магазинах нет… красной рыбы, икры… Лишь деликатесов.

— Благодарите за это социализм… Нигде в мире нет столько нормально встроенных в жизнь людей.

— Неужели у вас так плохо? — ужаснулась Анна. — Тогда как живется жене Махджуба, сколько у нее детей? В мусульманской стране, с ее предрассудками, без мужа? Работает ли она?

— Два сына у нее. Медсестрой работает. Но зарплата крошечная. Конечно, ей помогают.

Журналист вроде бы тут же переключился на другую тему.

— Помнишь Аида?

Как забыть человека, который на горной тропе поздоровался с медведем сразу на трех мировых языках?

— Он и сейчас не испугался хищников. На этот раз собственных.

Любознательный геолог после возвращения домой сутками изучал в архивах старые чертежи, легенды, древние рукописи. Сопоставил, сообразил…

— И нашел!

— Что?

— Заброшенные шахты, в которых в древности добывали золото. Разработал, теперь имеет дело в нескольких странах. Аид очень богатый человек.

— Изменился? — поинтересовалась Анна. — Его связывает с Россией только «Российская водка»?

— Ни в коем случае, — сразу же отмел подозрения коллеги Рахман. — Он помогал нам, особенно в трудные годы.

Журналист взглядывает на собеседницу, не принести ли еще кофе, она кивает головой, мол, да, принести, и когда чашки опять на столе, разговор продолжается, но уже не на столь радостной ноте.

— Знаешь, у меня в доме большое несчастье: Селим погиб, — трагическим шепотом сообщил Рахман.

— Тот мальчик, который вас когда-то с Леной соединил?

Жизнь, как всегда по привычке возведя курок, почему-то любит стрелять в невинных.

— Как это случилось? Буря виновата, коряга, овраг?