Как живется вам без СССР?
Шрифт:
— Чего именно?
— Мостов, больниц…
— То есть того, что стоит дороже, что силами одной нации не осуществить?
Помнится, как-то в одну из поездок в Польшу Анна слышала, как в Варшаве на автобусной остановке спорили два поляка, и один из них сказал то же самое:
— Мы их рано выгнали. Надо было подождать, пока русские построят в Варшаве хотя бы метро.
И вот теперь оказывается, что не только сильный бывает хищником, но и затаившаяся, вроде безразличная ко всему хитрость малого и обиженного.
— Значит, твой прапрадедушка, исходя
— Защищая свой дом, мой прапрадедушка был прав… — спокойно ответил Хади. — Но тогда мало кто понимал, что прогресс сильнее национальных чувств. Рано или поздно прогресс потащит страну на веревке, как раба. Всем необходимо идти вместе с прогрессом, а кто отстает… Мы, африканцы, отстали… Весь мир уже с электричеством, а наш континент без электричества… Везде уже железные дороги, мы же в основном по тропкам. Как такое могло быть? И прогресс пришлось догонять так, через колониализм. Через множество войн и смертей. В таком развитии истории и мы, африканцы, виноваты. Надо было думать не только о бананах. Да, Махди и мой прапрадедушка боролись за независимость, но что было в Нубии после их победы? Опять все хватали и продавали друг друга в рабство. Страна уже обязана была уйти в другую формацию.
— Когда-то ты говорил, что боишься стать чернокожим англичанином. Теперь почему им стал?
— Не стал. История пошла на другой виток, и все увидели прошлые события с другой стороны.
— И все же… — разочарованно протянула Анна, как всегда, желая тут же подвести черту.
— Без «все же…». В Судане не носят джинсы. И на мне никогда их не увидят. Почему? В джинсах ходили у нас английские колонизаторы.
— Ну, это не доказательство, — решительно отмахнулась Анна.
— Когда я учился в Англии, мне на кафедре предлагали остаться. Говорили, куда ты едешь, там пески, дикость… Я вернулся домой. Как видишь, я далек от восхищения капитализмом, но истину видеть обязан.
— Это тоже не доказательство. Из Москвы ты тоже вернулся домой.
— Сейчас я работаю в составе группы по созданию нескольких атомных станций в Судане.
— Да? А средства после войны в стране откуда?
— Несколько миллиардов долларов дает Китай, — объяснил Хади. — Конечно, не бескорыстно. В кредит.
И на этом диалог между хозяйкой и гостем не окончился.
— М-да, в кредит, — проворчала собеседница и, как всегда, вставила, будто штырь, возражение: — Советский Союз отпустил огромные деньги Египту лишь за бананы… Повезло, да?
Не случись катастрофы с собственной страной, наверно, Анна по-житейски, по-мещански возмутилась бы: у нас, мол, и нынче своих проблем хватает, к чему тратить деньги на чужие проекты? Однако ни той страны, ни денег, ни прежних надежд на сотрудничество между разными народами теперь нет. Все лучшее — в прошлом. И как же горько было Анне, что страна ее, вот эта… новая, будто лоскут от прежнего платья, настолько умалилась, настолько ослабла, что присутствие ее уже нигде толком в мире не обнаруживается, а тем более, с точки зрения
Когда-то она спросила знакомого израильтянина, бывшего соотечественника, благодарны ли уехавшие из Советского Союза евреи за то образование, которое они массово и безболезненно получили, как они выражаются сами, «в стране пребывания»?
— Даже не вспоминают об этом, — спокойно ответил Исраэль.
«Неужто так быстро затягивается в небытие, будто в тину, даже лучшее, что было на земле? Может, так было в каждой эпохе, даже во времена фараонов? Тогда стоит ли выкладываться, обливаться потом, создавать что-то грандиозное, коль так быстро все погружается в черную хлябь, стоит лишь времени перешагнуть даже через полвека?»
— А суданцы, которые прежде учились в Советском Союзе… — спросила хозяйка у гостя, — разговаривают между собой по-русски?
— Никогда! На арабском, английском, да, но по-русски? Никогда не говорим.
Тут уж Анна обиделась до глубины души на такое беспамятство, на столь безучастное отношение к жизни в Советском Союзе… Хотя бы какие-нибудь забавные эпизоды, отдельные прекрасные моменты, которые случались в жизни людей, когда они учились в Москве… Неужели не вспоминали и не говорили об этом по-русски? И разозлившись на то, что Хади не играет с ней в поддавки, она выкрикнула:
— Тогда Советский Союз зря помогал африканским странам избавляться от колониализма?
— Это другая страница. Советский Союз много строил, — не торопясь, отвечал он. — Ваша страна по всему миру создавала рабочие места, значит, создавала рабочий класс, который должен был помочь ей, в свою очередь, построить социализм во всем мире. Не получилось. Сил явно не хватило. И еще времени. Это программа лет на пятьсот. Социализм жил на земле только семьдесят. И в Африке не были готовы к тому, чтобы рабочие были у власти, наверху. У нас их попросту не было.
— Но ведь советская политика помогала в других странах в основном местной буржуазии.
— Ты видела, как птица в гнезде кормит птенцов? Сильный выскакивает вперед и хватает клювом еду у другого. У вас в стране не так ли получилось? В Советском Союзе тоже, как я понял, буржуазия всех перехитрила и все перехватила, как вы такое позволили?
— Когда-то ты меня спросил: советские республики — это колонии? И нынче считаешь также?
— Как ты помнишь, я был в Ташкенте и увидел, что это не колониальный город. Жители его чувствовали себя в нем хорошо.
— Почему тогда в этом неколониальном городе нынче охотно празднуют день независимости?
— Наверно, люди тоже думали, что их республики были колониями. Кто-то им это внушил. И жители поверили. Народ везде наивный.
Да, по московскому телевидению как-то бывший член ЦК КПСС Юрий Прокофьев рассказывал о том, что в 1990 году он спросил первого секретаря ЦК партии Узбекистана Ислама Каримова:
— Зачем ты, Ислам Абдуганиевич, насаждаешь в своей республике национализм?
Каримов, не моргнув глазом, ответил: