Калинка-малинка для Кощея
Шрифт:
— Мы тут… — начал было Дивислав.
— Вижу, — кивнул он, — выкладывайте подарки.
Вот же хитрюга! Насквозь видит, так еще и не смущается ни капли. Опыт, ничего не поделаешь. Так надо уметь.
Честно говоря, сколько лет Уживу, я сказать не мог. Он давал полезные сведения нашей семье еще тогда, когда мы с братом были малы. Внешне не менялся, всё так же оставался седовласым змеем с браслетами и в мешковатой простенькой одежде. Только родители относились к нему с огромным уважением, а в Межанске и вовсе змеелюду Уживу радовались в каждом доме. Потому и когда он приезжал
Флейта и лампа ему понравились. Я видел, как удовлетворённо вспыхнул неприкрытый глаз. С губ сорвалось одобрительное шипение.
— Хорошо-о-о-о. Прекрасно. Замечательно.
Некоторое время, казалось, он ничего не видел, кроме принесённых даров. Мы с Дивиславом переглянулись, но промолчали. Обычай есть обычай. У змеелюдов принято уделять много времени подаренным вещицам, таким образом выражается уважение к гостю и дарителю.
Конечно, Ужив пользовался всем этим, так как дары любил просто бессовестно, поэтому не спешил поскорее разделаться с традиционной частью и перейти ко всему остальному.
— Тебе не кажется, брат мой, — пафосно обратился ко мне Дивислав, — что в лучших домах Удавгорода хозяева считают образцом приличия угощать гстей тменным медвым отварм и лепешками.
Не меняясь в лице, я кивнул.
— Истину глаглят тви уста, Дивислав. А ещё…
— Заткнулись ба, — хмыкнул Ужив. — Не над делать культа с еды.
— Он еще и д лепешек жадный, — пжалвался Дивислав.
Ужив наконец-т тложил пдарки, прилжил ладнь к сердцу и склнился в учтивом поклоне.
— Благодарствую, гости дорогие. Уважали старичка. Задавайте любой вопрос.
Я сцепил пальцы и хрустнул костями. Задавайте любой вопрос — не значит, что получите ответ. С ответом — как пойдёт. Вот же ж… змеиное племя.
— Ну, слушаю.
Дивислав что-то пробормотал про неудобные полы и затекающие ноги. Ужив сделал вид, что не услышал. Впрочем, со своим уставом в Удавгород ходить не стоит.
— Значит… тут такое дело.
Ужив тем временем достал тоненькую трубку, набил её какой-то сушёной травой и закурил. По комнатке тут же потянулся свежий и острый аромат. Смолистый такой, дышать бы и дышать. Прищурил жёлто-горячий глаз, будто пытался меня насквозь разглядеть.
— Что ты слышал о Двурогой горе, Ткачихе и серебряном серпе?
Ужив задумался. Из трубки поднимался зеленоватый дымок. Я краем глаза наблюдал за Дивиславом. Тот, кажется, витал в собственных мыслях и совершенно не задумывался ни о чем. Точнее, не так. Как раз думал, но совсем нас не слушал. Неужто девица Калинка так заворожила?
— Интересно, — задумчиво сказал наконец-то Ужив. — Именно такого не слышал. Да только… Понимаешь, такое тут дело у нас творится. Этак несколько месяцев назад появилась в наших краях Счаста-змея, сестрица Горыныча. — И посмотрел на Дивислава, словно тот должен был что-то знать.
Брат тут же вздрогнул, услышав знакомые имена. Взгляд серых глаз обрёл проницательность. Вон, даже губы поджал. Эх, переживает за друга. Всё же, пожалуй, кроме родственников и Горыныча, у него близких людей и не было. Бука мой
— Так вот, — продолжил Ужив, — вроде бы ничего, жила в домике на противоположной стороне Удавгорода. Мой дом обходила десятой дорогой. И всё бы ничего, но сами знаете: сила горынова такая, что нам, простым змеелюдам, и не снилось. Ходить к ней всякие стали, приезжать из других городов. Что делали, о чем говорили — неведомо. Только стали потом доходить слухи, что затеяла она дело нехорошее. А возле дома её по ночам ходят чудища, которых свет не видывал.
Он поднес ко рту трубку, затянулся. Дивислав аж вперед подался. Да и мне на месте усидеть было не так просто. Но Ужив знал, как выдержать паузу, и не спешил выкладывать всё, что знал.
— Не то чтобы я в это верил, — наконец-то произнёс он. — Раздвоенные языки наших женщин любую весть оплетут ядом и лживостью, будто нити клубка — не в меру разыгравшегося кота. Но в то же время… Совсем отмахиваться я не стал. Однажды ночью, когда луны не было, а все сторожевые ящерицы впали в оцепенение… — Он покосился на нас. — Есть такой период, о нем только ведуны вроде меня знают. Так вот… Вышел я и направился к дому Счасты. Пусть и не хранитель Удавгорода, да только у нас один за другого цепляется. Где и кто чего узнает, сразу другим передаёт.
Хорошее дело, конечно. Когда ты один, то и родная улица под лунным светом может показаться чужой да страшной. Пришлось вытянуть ногу, а то мышцы начали затекать. Ощущения ещё те. Боги, и правда — неужто нельзя было припасти пару стульчиков для посетителей?
— И? — тихонько поторопил Дивислав.
— Возле дома Счасты я никого не нашёл, — задумчиво сказал он, глядя на трубку в руках. — Только вот… обнаружил следы. Ни человечьи, ни змеелюдовы. Даже на волчьи не сказать, что похожи. Вытянутые такие, трехпалые. И по длине с мой локоть. Даже если Счаста и принимала свой родной облик, то… ну что я, Горыновну не видел? Не её были.
— И не Горыныча? — спросил я и тут же понял, что сморозил откровенную глупостью.
Ужив посмотрел на меня с лёгким укором. Дивислав — с откровенным непониманием. Пришлось вздохнуть, примирительно поднять руки вверх и всем своим видом показать глубочайшее раскаяние.
— Нет, — всё же подал голос Ужив. — Чьи — определить так и не удалось. Даже горсть земли, которую я собой унес, чтобы проверить под заклятием, всё равно ничего не подсказала.
Странно, земля обычно слушается змеелюдов. Значит, кто-то наложил сильнейшие чары, чтобы припрятать то, что чужим знать не стоит. Очень интересно, безусловно.
— Но потом стало не до этого…
Мы насторожились. И тут же раздался еле слышный щелчок, ковер перед нами вдруг растаял медовым маревом, доски разошлись, и появилась плоская кремовая деревянная поверхность, сплошь уставленная яствами и напитками. От всего этого шел удивительный аромат, а рот так и наполнялся слюной.
— Оригинальная скатерть-самобранка, — пробормотал Дивислав, протягивая руку к кружке с отваром.
— Гости прожорливые, на всех не напасёшься, — с готовностью пояснил Ужив. — Думаете, вы одни тут такие?