Каллиграфия
Шрифт:
«Я доверяю ей больше, чем кому-либо, а ведь и у нее-то рыльце в пушку, - думал он.
– С таким же успехом я мог бы поведать о своих планах Моррису... Хотя нет, ей ведь тоже грозит расправа, оттого она и боится. Нет, она не предаст».
«Правда, она может приревновать к Джулии, - рассуждал он, пересекая площадку для мини-гольфа, - если уже не ревнует. Нужно объяснить ей, отчего происходит свечение и почему я прибегаю именно к такому методу врачевания; убедить ее, что между мною и Джулией ничего нет».
– Синьор Кимура! Она не сможет! Вы же
– заступался за англичанку Франческо, споря с учителем на пороге.
– Давайте повременим с походом.
– Никак нельзя. К тому же, путешествие пойдет ей на пользу, - возражал тот.
– Я почти уверен, что сейчас она лежит там, у себя, уткнувшись в подушку, и предается беспросветному унынию.
– А как же сад? Разве сад не самое верное средство?
– Не вечно же нам сидеть на шее у Аризу Кей и вешать на нее свои проблемы! Поднимайся наверх и предупреди, чтобы завтра в шесть утра все были готовы. Актеона я извещу сам.
Актеон воспринял новость довольно-таки бурно и почти целый час допытывался у Кристиана, чем ему не угодил и в чем провинились слуги. Строил из себя обиженного и предрекал, что навсегда утратит репутацию гостеприимного хозяина.
– Кто, - вопрошал он, нервно тряся руками, - кто теперь остановится в моем жилище?! Все будут показывать пальцем и говорить: вот тот дом, откуда сбежали не только слуги, но и постояльцы. Не диво, если в скором времени я буду попивать кофе в компании пауков и моей верной Люси, а гостевые комнаты облюбует моль!
– Люси тоже уезжает.
– Как?!
– пойдя пятнами, вскричал грек.
– Она не может, не имеет права! Так и передай: никуда я ее не отпущу. Если вы заразились, как ты пошутил, духом путешествий, то извольте мою Люси в это не впутывать!
Кристиан решил, во что бы то ни стало, не открывать Актеону истинного положения вещей. Узнай грек о нависшей над его друзьями опасности, его бы не остановили уже ни просьбы, ни увещевания, и полиция уже была бы в курсе всех дел. А полиция мафию только раззадорит да заставит действовать сгоряча. Что Моррису запреты? Что ему угрозы? Люди в форме для него что садоводы-неумельцы: они землеройку лопатой, а землеройка - в нору. Выроет себе обходной путь и чище, и просторнее.
– Итак, ты по-прежнему настаиваешь на своем?
– скривив губы, произнес Спиру.
– Это не столько моя прихоть, сколько желание Люси.
– Подтверждаю, - прозвучал металлический голос. Толкнув дверь ногой, помощница Актеона бесцеремонно вошла в кабинет.
– Отправиться в путешествие изначально было моей задумкой.
– Что ж, самовольный уход с работы равнозначен прекращению трудового договора. Ты будешь уволена.
– Переживу, - вызывающе ответила та.
– А вот Кимура и его студенты не переживут, если после первой трагедии произойдет вторая: Джейн срочно требуется смена обстановки, иначе она зачахнет от тоски. Я, как никто другой, знаю окрестности. Я проведу их самыми живописными маршрутами, познакомлю с утесом Вечности и покажу такие красоты, от которых захватывает дух!
– Ну, наверное... Наверное, ты права, - капитулировал Актеон.
– Ай, ладно, да что там! Езжайте, коль вам приспичило! Но чтоб вернулись! Чтоб
***
В шесть утра Франческо был свеж, как огурчик. Дважды сбегал в ванную умыться, сделал гимнастику, уложил рюкзак и бодрым шагом направился в комнату к Джулии и Джейн. За день англичанка так исхудала, как не худеют ни от одной диеты, а бледна была, словно ее год продержали в мрачной пещере.
– Оставьте меня, - надтреснуто произнесла она.
– Я никого не хочу видеть.
– Джейн, ты не должна упускать такой шанс! Хандра пройдет, а шанса может больше и не представиться, - сказала Джулия.
– О да, великий шанс!
– подхватил Франческо, закусив в улыбке нижнюю губу.
– С нами будет говорить сам утес Вечности! Само море нашепчет нам свои тайны! А ты будешь прозябать здесь, в четырех стенах, убиваться по тому, чего не изменить, и глотать чай из собственных слез. Зарастешь мхом, а там, гляди, и травка повылазит...
– Франческо, что за чушь ты несешь?!
– вскинулась на него Джулия.
– Тсс! Я использую метод абсурда. Действует безотказно. Главное, чтобы чушь была качественной.
В конце концов, не выдержав под напором качественной чуши, Джейн прыснула со смеху, наскоро оделась и принялась упаковывать вещи.
Люси старалась выглядеть в глазах Кристиана беззащитной, взывая к его жалости и снисхождению, особенно когда речь заходила о Моррисе. Разумеется, они не затрагивали эту тему в присутствии ребят, а вот наедине Люси не гнушалась тем, чтобы смачно расписать, какие зверства ждут ее, обреченную, в пыточных камерах на острове Авго. Кристиан, казалось, проникался к ней сочувствием, однако не проходило и минуты, как лицо его светлело, а мысли уносились прочь от злополучного маяка. Люси наверняка могла определить, что думал он о Джулии.
С тех пор, как они, пробороздив изрядные колеи, покинули виноградную плантацию, прошло, ни много ни мало, полдня. И за эти полдня Люси несколько раз останавливала машину на пыльной обочине, чтобы размяться, или подкрепиться вином, или утолить любопытство ненавистной Джулии (она вдруг обнаруживала близ дороги диковинные цветы), или же унять беспокойного Франческо, который то и дело ссорился с Джейн. А однажды, уходя от мнимой слежки, Люси едва не сломала коробку передач.
К вечеру они были уже далеко от Ираклиона, и следовало подумать о ночлеге. Франческо расхрабрился, сказав, что будет спать на голой земле, в пустоши. Огни незнакомой деревни в сгущающихся сумерках мерцали не ярче млечного пути, а дорога начинала всё больше петлять и стлаться вдоль пропастей. Люси отказалась рисковать и предложила остановиться за купой невысоких, важно топорщившихся кедров. Напротив, у подножия крутого обрыва, усыпляюще шумело море.
– Знать бы, где мы находимся, - зевая, проронила Венто и, сунув руки в карманы своих широких брюк, зашагала по тропе к близлежащему холму. Она решила взобраться на самую его верхушку и, пока еще не совсем стемнело, осмотреть местность. Назойливо хрустел под ногами щебень, косые лучи солнца золотились в волосах, и подувал легкий ветерок.
– Мы тебе надоели, да?
– послышался голосок взбиравшейся по откосу Джейн.
– Сбежала от нас, стоишь здесь совсем одна, а одному ведь неуютно.