Каллиграфия
Шрифт:
Он не видел резона в том, чтобы оставлять после каждого пиршества горы трупов, а избавляться от «подержанных» клиентов в любом случае было нужно.
«Бескровный метод - метод безотказный», - посчитал Дезастро и приказывал никого из здания не выпускать до тех пор, пока каждому из гостей не будет сделана инъекция наркотика, воздействующего на память. По окончании вечеринки ничего не помнящих жертв погружали в катер и отвозили на какой-нибудь безлюдный берег. Когда же туристов находила полиция, они не могли толком объяснить, ни откуда взялись, ни куда держат путь, а вид их далеко не соответствовал их социальному статусу.
Продвигаясь
За этот бриллиант Моррис придушил бы собственную мать, а тут речь шла всего-то о молодом, неопытном мошеннике Федерико, который, однако, сумел пробраться в мафиозную сокровищницу, украсть камень и скрыться с ним в неизвестном направлении. Голова грабителя оценивалась в заоблачную сумму, и Дезастро тешил себя мыслью, что рано или поздно драгоценность вновь обретет своего хозяина. Вся эта груда металлов, пускай и благородных, не стоила ничего, по сравнению с пропавшим бриллиантом. «Королевская слеза», как называли камень бывшие владельцы, могла поднять из грязи и облагородить любого бедняка. Если Федерико продал «слезу», он уже наверняка сделался олигархом, купил себе самолет и был таков. Эта мысль так и зудела у Морриса в мозгу, и он был готов порвать на клочки любого, кто сообщит ему подобную новость. Но новостей не поступало: его люди по-прежнему прочесывали города и деревни, караулили аэропорты, справлялись о беглеце в гостиницах и госпиталях, однако без каких-либо ощутимых результатов.
– Небось, прячется в норе, где-нибудь на пустошах, - рокотал Дезастро, мечась по сокровищнице.
– Ну, ничего, скоро я его выкурю, выкурю, как поганого вредителя!
Тут он достал трубку, нервно набил ее табаком и запихнул в рот. Он дымил, как паровоз, рискуя привести в действие систему пожарной сигнализации, чертыхался, а его аспидно-черное пальто угрожающе шуршало полами, следуя тенью за ним по пятам. Зачесанные назад лоснящиеся волосы, строгий профиль, острые скулы, искривленные в неком подобии усмешки губы... Будь с ним сейчас Люси, она бы непременно отпустила замечание по поводу его внешности, не преминув пошутить, что с его фотографии вполне можно писать портрет Кристиана Кимура.
***
Помимо обширного виноградника и уникальных пород лошадей, особую гордость Актеона составляла его многоэтажная библиотека, вмещавшая в себя тысячи и тысячи томов, вышедших из-под пера, печатной машинки и клавиатуры представителей самых разных эпох. Полки громоздились здесь друг на дружку, взбираясь до крыши, и важно глядели на читателей сверху вниз. Там, куда можно было залезть разве что по приставной лестнице, хранились наиболее редкие сочинения классиков, книги, уцелевшие после инквизиции, древние пророчества и раритетные труды ученых средневековья. Библиотека пропахла бумагой, как лес - грибами после дождя. Коричневые потрепанные корешки книг гармошкой опоясывали стены, украдкой смотрели из уголков, а в центре старинного зала стоял рояль. Актеон приобрел его у одного искусного мастера, изготовившего клавиши
Теперь отчасти должно стать понятно, почему Кристиан избрал местом уединения именно библиотеку: рояль полюбился ему с первого аккорда. В отличие от большинства своих весьма посредственных собратьев, он звучал, как подобает звучать концертному инструменту, а Кимура в свое время закончил музыкальный колледж и был непрочь поразмять пальцы.
Клавиши отзывались на его прикосновения чарующим звучаньем, и чувство единения с инструментом мало-помалу завладело всем его существом. Вот почему он не услышал, как в библиотеку вошла Джулия и на цыпочках подкралась к роялю. Довольно долгое время она неподвижно стояла у него за спиной, наблюдая, как он переворачивает страницы какого-то нескончаемого этюда.
«Ну, этюд - это скучно, - подумала она, зевнув.
– Нам бы Баха или Рахманинова...» - Ее взгляд принялся блуждать вдоль полок, где в великом множестве теснились хрестоматии.
Финальное трезвучие заставило ее вздрогнуть. А потом Кристиан отвернул еще страницу и с невозмутимой легкостью исполнил новый пассаж длиною в несколько тактов.
«Аллегро Шнейдермана, - отметила Джулия.
– Интересная вещица».
Она плавно подсела к учителю на скамью и стала импровизировать.
«Ага, в четыре руки, значит», - подумал Кимура, скосив глаза в ее сторону.
«Вы уж не серчайте», - мысленно обратилась к нему Венто.
«Да что там! Выходит ведь вполне сносно. У тебя получаются неплохие экспромты».
«А у вас непревзойденная техника. Где вы учились?» - не раскрывая рта, спросила его Джулия.
«Меня обучал один выдающийся корейский пианист».
Музыка разносилась по залу звонкими, неосязаемыми струями, стелясь по паркету и достигая выси. Этой музыкой упивался Актеон, разбирая бумаги в своем кабинете. Эту музыку ненароком услыхала Люси.
«Здесь слишком много бемолей», - беззвучно пожаловалась Джулия.
– Сыграем что-нибудь попроще?
– предложил Кристиан.
– Я видела на полке сборник романсов, - сказала та, всё еще сражаясь с бемолями на пятой октаве.
– В желтой обложке?
– Ага.
Кристиан поманил желтый сборник пальцем, и тот, послушно шелестя листами, вылетел из книжного ряда, опустившись прямо ему в руки. Романс некоего Серджио Эндриго был выбран наугад и, с точки зрения синьора-в-черном, выбран весьма удачно, поскольку являлся практически признанием в песенной форме.
– C’e gente che ha avuto mille cose, - на два голоса пели они.
– Tutto il bene, tutto il male del mondo.[39]
Джулия восторженно брала высокие ноты, воздух над нею звенел обертонами, и ей было всё равно, какой у этой песни смысл. Однако когда Кристиан бархатным баритоном затянул «Io che amo solo te!» [40], она вновь засветилась, но уже от удовольствия, а не от негодования, как в прошлый раз.
Спиру так увлекся их дуэтом, что даже начал подпевать им за стенкой своим могучим басом. Артистично сложив в стопку подписанные документы, он выскочил из-за стола и исполнил комическое антраша на ковре перед окном.