Каллиграфия
Шрифт:
– Что? Что меня пришили? Э-э-э, держи карман шире! Глядишь, еще всех вас переживу!
Рассмеявшись как-то странно, через нос, она резко открыла дверцу и выпрыгнула на залитую янтарным светом мостовую.
Свернув на боковую улочку, путешественники некоторое время шли в полутьме. С балкончиков склоняли головки тусклые цветки бархатцев и пеларгоний. Примыкая к глухой стене, тянулась вверх каменная лестница; а впереди, за нечетко обозначившейся квадратной аркой, мигали разноцветные вывески да маячили силуэты. Солнце уже почти село, и из-за кровли
Кимура ощущал себя пастухом, который вот-вот растеряет всех своих овец, и ему это не нравилось.
– Оставь, Крис. Пусть развлекутся, - примирительно сказала Люси и, взяв его под локоть, глубоко втянула ноздрями воздух.
– Какая чудесная ночь! В такую ночь только гулять...
– Пройдемся, раз ты так хочешь, - скупо проговорил тот.
– Однако ж следует держать наших друзей в поле зрения.
– Перестань, они ведь не маленькие! Если их вечно зажимать, загонять в рамки, они никогда не повзрослеют. Пора дать им чуть больше свободы.
– Но, - горячился Кристиан, - они не ориентируются в поселении. Если заблудятся, кого в первую очередь обвинят?!
Ему казалось, что Люси спит и видит, как бы побыть с ним наедине, и его это коробило. Навязчивая, двуличная особа, совсем не та, какую он знал прежде. За кого она играет? Чью сторону в действительности поддерживает? Нет, волшебные лунные ночи Крита не для него - он слишком напряжен, слишком встревожен. Не человек, а выцветший черно-белый фотоснимок. Задыхающийся от чада надуманных противоречий, оглушенный грохотом беспорядочных мыслей, он как солдат в окопе, он как на войне. Внешнее спокойствие - обман. Ему предстоит битва.
Затвердевшие черты его лица, в противоположность смягченным чертам Люси, скованные движения, в отличие от точеных и грациозных ее движений; зажатость там, где должна быть непринужденность, - всё это делало его чужим на празднике жизни. И его чуждались. Прохожие провожали странную пару опасливыми взглядами, а какой-то пьянчуга даже разразился им вслед неразборчивой бранью.
Люси же чувствовала теплые дуновения зефира на своих обнаженных плечах, медовый свет лантерн на тонкой шее и истолковывала косые взгляды исключительно как дань собственной привлекательности. Под ручку с Кристианом, она неспешно проплывала мимо баров и дискотечных клубов, растрачивала звонкие монеты на милостыню беднякам, а напоследок упросила своего молчаливого спутника сфотографировать ее с одним арфистом, который пленил ее тем, что специально для нее исполнил песню о вечерних звездах и красных тюльпанах.
– Куда они запропастились?
– вертела головой Джейн.
– Где все?
Народу на улице заметно поприбавилось, многочисленные голоса слились в один сплошной гам. Музыка, быстрая и ритмичная, затянутая и плаксивая - на каждом углу своя - мешала сосредоточиться, и вскоре Джейн уже сидела на бордюре, хлюпая носом. Какой-то местный донжуан, в кожаной ковбойской шляпе и модных
– Ну, ты чего?
– такой знакомый, домашний голос. Росси! Конечно же, это он!
– Чего хнычешь? Потерялась?
– Франческо, родненький!
– бросилась ему на шею Джейн.
– Сколько зим, сколько лет, - передразнил тот.
– Тоже мне, нежности! Мы, между прочим, с Джулий полдеревни оббегали. Старших видела?
– Не-а.
Франческо озадаченно поскреб в затылке.
– И где их лихая носит?
Чтобы получить ответ на сей животрепещущий вопрос, студентам достаточно было лишь взять верный курс - курс на пристань.
Когда до пирса оставалось шагов десять, Франческо почувствовал дробные прохладные уколы дождя на плечах, и тотчас раздался недовольный возглас Джулии:
– Вот они где! Мы их ищем, ищем...
– Ух, ненасытная, - нахмурившись, пробормотал Росси.
– Эта Люси никогда не вызывала у меня доверия. Я вам не говорил, но у нее уже давно были виды на синьора Кимура. Она ему проходу не давала, ей-ей, сам видел!
– А синьор Кимура...
– Едва начав, Джулия осеклась, вовсе не желая посвящать друзей в свои далеко неоднозначные с Кристианом отношения.
– Да, синьор Кимура, не побоюсь этого слова, влип, - кисло отозвался Франческо.
– Небось, Люси ему мозги прополоскала, раз он оставил нас без присмотра. Будь он в здравом уме, никогда бы так не поступил.
– В колчане дьявола нет лучшей стрелы для сердца, чем мягкий голос, [44] - философски изрекла Джейн, водя ножкой в сандалии по натекшей к тому времени луже.
– Слушайте, мы скоро насквозь промокнем, - рассердившись, сказала Джулия.
– Давайте поторопим наших «гидов».
Люси ненавидела неопределенность, безразличие Кристиана сводило ее с ума. И она не придумала ничего лучше, чем потребовать от него объяснений прямо на набережной, в столь неподходящей для ссор романтической обстановке, которая вполне могла сыграть ей на руку в деле обольщения. Припасшись палитрой едкостей и коллекцией обвинительных речей, она отнюдь не предвидела, чем закончится этот тягостный для обоих разговор. А тут, как назло, припустил дождь, волосы ее слиплись, макияж растекся по щекам. Неудивительно, что она пребывала в состоянии крайнего раздражения.
– Тебе наплевать на меня! Это видно невооруженным глазом!
– скрежетала она, сжимая кулаки, тогда как Кимура был безмятежен, словно гора Фудзи в ветреную погоду.
– Вовсе нет, - безэмоционально отвечал он.
– Ах, нет?! А почему ты сторонишься меня, почему смотришь, как замороженная рыба?!
Она кипела пуще парового котла, и, хотя сравнение с замороженной рыбой очень Кристиана развеселило, внешне он оставался невозмутим.