Каллиграфия
Шрифт:
– Паломникам обыкновенно предоставляется общежитие, - сказал монах.
– Для особ мужеского пола - на мужской половине, женского - на женской. Вам, - обратился он к Франческо, - разрешается участвовать в приготовлении трапезы и присутствовать на службах вместе с братией. Не благословляется загорать, ловить рыбу, громко разговаривать и кричать. Не должно входить в братский корпус без сопровождающего монаха.
– Так, хорошо. А ей что можно?
– поинтересовался Росси, указав на Джейн.
– Вашей подруге выделят юбку и платок, - скупо отозвался проводник.
Джейн,
– Мне здесь неуютно, - призналась она, когда их оставили у источника, вытекавшего прямо из стены.
– Небо вон какое голубое, птицы поют, вода журчит, даже колокол недавно так приветственно звонил! А люди, куда ни глянь, все в черном, лица сухие, постные, - Она зачерпнула ладошкой из углубления, в которое стекала вода.
– Хоть бы улыбнулся кто!
– Джейн, это же монастырь! У них так заведено. И раз тебе не понравилась пальмовая бухточка, изволь терпеть хмурых старцев. Правда, вы нечасто будете пересекаться. Скоро тебя отправят, хи-хи, на женскую половину, и я наконец-то смогу отдохнуть!
Проигнорировав его злорадный тон, англичанка устремила взгляд в небо, где на лазурном фоне отчетливо вырисовывался хребет далеких гор.
– Как там наша Джулия? - задумчиво проговорила она.
– Сама не евши, не пивши, а умудряется думать о других. Вот ведь мать Тереза!
– всплеснул руками Франческо.
Джейн не отреагировала и на этот его словесный выпад.
– Если с нею синьор Кимура, - сказала она, - бояться нечего. Лучшего защитника и покровителя разве где сыщешь?!
***
Что касается самого Кристиана, то он на свой счет не обольщался. Когда грузовик миновал последний деревенский дом, началась несусветная тряска, фургон наполнился едким дымом, и мысли человека-в-черном были сосредоточены исключительно на том, как бы поскорее глотнуть свежего воздуха. С трудом удерживая равновесие, он нет-нет да и утыкался плечом в какую-нибудь стенку. Дорога нещадно виляла и бугрилась, вилась меж насыпей, и не было ей конца.
– Адская машина, - пыхтел Кимура, обнаружив вделанную в крышу скобу и уцепившись за нее из последних сил.
– Теперь я знаю: чтобы вымотать соперника, устрой ему хорошенький аттракцион на бездорожье.
В голове его гудел рой неоформленных мыслей, и он беспрерывно задавался вопросом, что представляет собой водитель и зачем ему понадобилась Джулия.
«Неудивительно, - думал Кимура, - если этот тип подослан Моррисом. И какое счастье, что я не сижу сейчас в гостинице, бессильно сложив руки. Я могу вмешаться и сделаю это при первой же возможности».
Конечно, Джулия вполне могла за себя постоять, и если бы она дала отпор, противнику бы не поздоровилось. Однако человеческий фактор никто не отменял. Что если она растерялась и не предприняла нужных действий? А дела, вероятнее
– О небеса! Им весело!
– вскипел Кимура.
– Им весело, нитрометан их разбери!
А он, глупец, мечтал проявить себя героем, встать между похитителем и Джулией, как грозный Персей, спаситель Андромеды, как карающий ангел, пусть и запылившийся, и без меча...
– Суши весла, дружок, - не без горечи вздохнул он, сползая по стенке фургона.
– Тебя опередили. Тот хохотун-весельчак за рулем уж точно быстрее завоюет ее сердце, чем ты со своими нелепыми маневрами.
О чем разговаривал с девушкой мнимый похититель, расслышать было сложно из-за грохота колес, однако общую интонацию Кристиан уловил. Так могли общаться только давние знакомые, очень близкие давние знакомые...
Машину сильно тряхнуло на повороте, и Кристиана вновь неприятно поразил громогласный смех шофёра. Кто они друг другу? Жених и невеста? Муж и жена? Что-то мешало ему помыслить об их родстве. Приникнув к железному перекрытию между кабиной и багажным отсеком, он тщетно вслушивался в их живейший разговор, изнемогая от жажды и томясь смутным чувством потери, как если бы принадлежавшую ему драгоценность вдруг вырвали у него из рук.
Между тем наступало утро. Перехваченная цепью холмов, перед путниками расстилалась равнина. Где-то вдали синели зубчатые отроги гор, и Джулия не смогла сдержать возглас восхищения, когда первый, несмелый луч солнца пополз по земле, пересекая глиняную дорогу. Через мгновенье такая же ярко-желтая полоска легла ближе, подкралась к холмам и охватила их радостным сиянием. А еще минуту спустя целый сноп лучей ударил в боковое стекло грузовика, отчего водитель засмеялся пуще прежнего. Джулия запела, и, наверняка, как предположил Кимура, засветилась. Теперь она всегда светилась, когда ей было хорошо. Солнце постучалось в непроницаемую оболочку фургона, помедлило, распластавшись яркой кляксой по крыше, и с разбегу нырнуло в дремавшую справа оливковую рощу. И вдруг вся широкая равнина сбросила с себя сумрачное покрывало, вздохнула, точно пробудившаяся царевна, и заблистала росой. Зажужжали насекомые, весело зачирикали в кустарниках щелчки, а стрижи принялись усердно нарезать круги. Вспугнутая грузовиком стайка юрких бормотушек вспорхнула с земли и, издав резкое «чрек-чрек-чрек», скрылась в зарослях на противоположной стороне дороги.
– Не правда ль, чудесно?
– спросил у Джулии незнакомец.
– И это всё, с земляничными деревьями, шалфеем, чабрецом и розмарином, с шустрыми пташками и пугливыми сурками, - всё-всё принадлежит мне!
– А не преувеличиваешь ли ты?
– с сомненьем отозвалась та.
– Ведь ты бедняк. Сам говорил, лачуга в чистом поле, четыре колеса да ящики с абрикосами. Разве ж тут разживешься?
– Ага! А это ты видела?!
– залихватски вскричал водитель, доставая из бардачка завернутый в пожухлую бумагу предмет и небрежно покручивая руль одними кончиками пальцев.
– На, гляди! С таким добром я приобрету вдесятеро против того, что имеют миллионеры!