Калтонхолл

Копылов С В

_____________________________________________________________________________

Вильтона, как и всех ополченцев вокруг, внезапный, ничем не предвещаемый рассвет застал врасплох. В мгновение ока проклятая тьма рассеялась без следа, и в глаза воинам ударил луч показавшегося на северо-востоке летнего солнца. Как и остальные, Вильтон тут же примкнул к зубцам, чтобы увидеть врага воочию, и немедленно открыл рот от изумления и ужаса. По всем стенам пронесся тяжелый вздох ополченцев, узревших потрясающую картину, затем раздались ругательства и обращения к Небу. Все поле перед Калтонхоллом было заполнено нежитью, вплоть до опушки леса вдали. Даже тем, кто не умел считать был очевиден ее подавляющий перевес над защитниками. Серо-зеленый строй мертвецов, разбитый на неравные отряды, начинался от самого берега Лоссен, а своим левым флангом почти доходил до места напротив позиций десятка Осмунда. До мертвецов было меньше двух сотен саженей, и глаз Вильтона мог даже различить ближайших. Легкий восточный ветерок, почти не ощущавшийся ранее под покровом, в миг

окутал стены смрадом разложения, заставив многих опорожнить желудки. Вильтон сумел удержать себя от этого, но когда многотысячная армия мертвецов в гробовом молчании двинулась нестройными рядами на Калтонхолл, он почувствовал нечто намного более мучительное и отвратительное. Он ощутил, как его захлестнула с головой черная волна паники. Животный страх холодным комком провалился ему внутрь, лишая воли и внушая лишь одну мысль - бросить оружие и бежать прочь. Вильтон глянул на боевых товарищей, и их бледные напряженные лица и широко распахнутые, полные страха глаза очевидным образом дали понять, что те испытывают то же самое. Здоровяк Сил словно съежился и пятился назад, десятник Осмунд вытирал покрывшееся испариной чело, часто моргая. Чуть далее певчий Рувор что-то шептал про матушку и отца. Стоявший справа от лавочника Феланий вцепился руками в зубец стены и бормотал дрожащим голосом, не отрывая взгляд от накатывающей смертельной лавины:

– Свет Небесный, ниспошли нам луч свой, дабы озарить путь наш во тьме кромешной, и не дай нам сбиться с него, приведи ко спасению во чертоги свои...

– Молись, молись старче...
– вторил ему Вильтон, из последних сил стараясь совладать с поглощающим ужасом.
– Ох, чую, сегодня все там будем...

Лавочник чувствовал, что испытываемый им дикий ужас какой-то неестественный, наведенный. Ощущал, как чья-то злая воля внушает его всем вокруг, сея черные семена в душах защитников, но ему не хватало сил одолеть ее. Он увидел, как в нескольких десятках саженей от него обезумевший от страха ополченец из другого отряда бросил оружие и с разбегу сиганул со стены, распластавшись на мостовой, словно тряпичная кукла. Казалось, еще немного - и все защитники города бросятся бежать прочь со стен и начнут искать спасения в городе.

_______________________________________________________________________

Почувствовав, как смертельный ужас ледяной хваткой сжал его сердце, Реджинальд остановился, не дойдя буквально пары шагов до наблюдательного пункта. Заклятье, а в том, что этот страх - дело рук и воли некромантов, Реджинальд не сомневался - подействовало и на остальных. Даже на бесстрастном в критические минуты лице тысяцкого отразилась тревога. Сэр Уилмор, который, похоже, тоже понял в чем дело, пробормотал:

– Темное Отчаяние! Плохо дело!

В сотне Реджинальда бытовало другое название этого заклинания - "гиблый омут" - ибо ощущения от него были сродни погружению в темную холодную пучину, без надежды выплыть на поверхность. Лихорадочно соображая, что бы предпринять в таком положении, разведчик, борясь с влиянием тьмы, обратился к отцу Джендри:

– Выручай, отче! На тебя надежда вся!

Но тот сам попал под воздействие, и лишь молча повернул к нему бледное лицо, беззвучно шевеля губами. Один из стражников, стоявший возле крыльца, выронил на землю оружие и, схватившись руками за голову, стал сползать спиной по стене, пока не сел на мостовую, уставившись перед собой отсутствующим взглядом. В дверях таверны появился напряженный наместник, он чуть лучше остальных владел собой, но и по нему было заметно, что долго он сопротивляться не сможет.

– Что происходит!?
– впервые его голос прозвучал по-настоящему, искренне испуганно.
– Чары?

– Озаренный! Сделайте что-нибудь!
– отчаянно крикнул Реджинальд вновь, но светличный не реагировал. Тогда сэр Уилмор подскочил к нему, сильно встряхнул за плечи и, приблизив собственное лицо к озаренному, сказал, глядя тому в глаза:

– Очнитесь отче! Если вы в сей час не поможете - значит в лечебнице все напрасно сгинули! И мы вслед отправимся! Отче, неотомщенными они останутся! Вспомните клятву вашу!

Слова рыцаря таки возымели действие на светличного. Тот встрепенулся, вытер лицо рукавом и пробормотал:

– Не подведу более, родные, не подведу...
– затем он бросился к таверне, на ходу созывая своих послушников. Через некоторое время сверху, с наблюдательной башенки, раздался его поначалу дрожащий и срывающийся, но крепнущий от слова к слову голос:

– В час трудный не падайте духом, братья, ибо нет силы, превыше воли вашей! Не дайте страху овладеть сердцами вашими, ибо нет над вами власти иной, нежели Света Небесного! Пред лицом врага не теряйте доблесть, изгоните его прочь из душ ваших! Отриньте страх и узрите Свет! Не поддавайтесь Тьме!

Реджинальд задрал голову и увидел, как вокруг башни начинает собираться золотистое сияние, окутывая ее светящими ореолом. Конечно, люди не могли слышать речь светличного, но это и не было нужно. Эти слова давали силу самому отцу Джендри, наполняя его энергией и вселяя веру в то, что он сможет побороть гиблый омут. Принципы работы магии Реджинальд узнал от отца Паттона, ближайшего помощника лорда Кендалла и одного их мощнейших светличных магов. Он также владел и обыкновенной стихийной магией, и когда сотник восстанавливался под его присмотром после тяжелого ранения в одной из своих вылазок, отец Паттон удовлетворил любопытство разведчика. Он поведал ему, что светличная магия берет начало во внутренней энергии заклинателя, точнее говоря в той, что он может порождать сам. Источники энергии могут быть разные, мастера воплощенной магии

черпают ее из окружающего мира - воздуха, огня, жертвоприношений... Ученые мужи называют соответствующие энергетические компоненты "аспектами", и каждый маг школы воплощения должен уметь вычленять нужные для конкретного заклинания аспекты из пронизывающей мир единой энергии. Природа светличной магии иная - она исходит из собственной, не входящей ни в один аспект энергии живого существа. Проще говоря, она зиждется на воле, вере, эмоциях мага - всем, что обладает энергией в нашем мире. В конце концов, сама жизнь - лишь форма энергии, и при должном умении и решительности можно колдовать ее ценой. Но светличная магия это не только способность аккумулировать собственную энергию, но и умение делиться ей, придавая нужную форму. Соответственно, способы достичь этого у каждого мага свои - кто-то предпочитает транс и медитацию, кто-то вызывает в себе самые сильные чувства, а кто-то распаляет себя пламенными, исполненными искренней верой речами. Можно сказать, выступление светличного служило вербальным компонентом заклинания. Отец Паттон рассказывал это умными, путаными словами, Реджинальд ни за что не понял бы этих объяснений, если бы не то, как он попал на излечение в тот раз. Тогда он с небольшой группой умелых воинов пробрался в становище орков, сумев выпустить из загонов варгов и уничтожить припасы, но при отходе они столкнулись с орочьим дозором с шаманом во главе. Дозорных было мало, и люди Реджинальда вступили с ними в бой, тогда как шаман натурально принялся скакать и приплясывать, словно полоумный или бродячий артист, выкрикивая песнопения на своем грубом языке. Пока тот кружился в своем дурацком танце, разведчики перебили всех его воинов и, посмеиваясь, ибо при всем их опыте никто ранее не видел подобного, кинулись на него самого, причем шаман их даже не замечал, продолжая приплясывать и завывать. Смешно разведчикам было ровно до того момента, когда оживленная диким ритуалом груда здоровенных валунов не превратила половину их отряда в кровавое месиво, а самому Реджинальду переломала почти все ребра. Благо, тогда Гаретт и Молчун Отон вытащили его в беспамятстве с поля боя. С тех пор сотник воспринимал известное выражение "воля творит чудеса" несколько по-другому. Сейчас же, он, в отличие от доброй половины присутствующих, понимал смысл действий отца Джендри.

– Истинно говорю вам - нет страха боле!
– все уверенней и уверенней продолжал озаренный, а энергия вокруг него стала обретать узнаваемый контур, возрастая с каждым мгновением.
– В этом бою Небеса даруют нам победу и оградят от темных чар! Узрите, воины, знак Небесный! Сокрушите врага под лучами его! Да озарит вас светлая благодать!

Последние слова отец Джендри практически прокричал. Ореол засиял так, что Реджинальд был вынужден закрыть глаза ладонью, дабы не ослепнуть. Энергия светличного приняла форму огромных распростертых над Калтонхоллом грифоньих крыльев, обращенных в сторону поля боя. Каждое их перо излучало золотистый свет, заливая им стены и дома города. Этот свет рассеивал жуткий потусторонний страх и возвращал мужество самым отчаявшимся. Реджинальд видел, как осевший стражник начал удивленно озираться по сторонам, не понимая, как очутился на земле. У самого сотника тоже отлегло от сердца. Тем временем, отец Джендри вложил еще больше энергии в заклинание, заставив крылья взмахнуть, и словно обнял ими воинов на стенах. Ответом светличному послужил одновременный решительный рев горнов.

_____________________________________________________________________________

Назим Торовальд понял, что его заклинание больше не действует на защитников города. Оно не рассеялось и не было отражено контрчарами, оно попросту утратило силу за стенами, когда над осажденным городом появился сияющий золотистый контур исполинских грифоньих крыльев. Что ж, ему пришлось признать, что эти люди кое на что способны, им удалось противостоять слаженному заклинанию отчаяния в исполнении самого Назима и его помощников-личей, что уже говорило о многом. Более того, защитникам города удалось сорвать план некроманта по обезглавливанию их армии предрассветной атакой. Хотя ему и доложили о том, что нежити удалось уничтожить госпиталь и часть местных магов с ним, основная задача не была выполнена - наместник Аддерли и его помощники уцелели, тогда как отряд Гархона потерял более десятка стражей и двух вампиров, включая его самого. Узнав о наличии в городе камней, способных противостоять его вуали тьмы, он удивился - все-таки, этого он никак не мог предсказать - а сопоставив в уме сведения о замеченных в городе гномах, сообразил, что горожане получили подкрепление, о котором Назим не знал. Источник в Калтонхолле вновь подвел его, и теперь некромант не сомневался в приговоре, который вынесет заигравшемуся в свои нелепые игры глупцу, когда город будет взят.

Впрочем, все это отнюдь не расстраивало Назима. Он любил сильных противников, считал их ступеньками в своем восхождении. Ему всегда нравились трудные, нестандартные задачи, за которые не рисковали браться другие, но сам Назим считал, что только так, и никак иначе, достигается могущество.

Сейчас же на поле боя пришло время не магии, а меча и Назим отдал приказ к началу штурма.

_____________________________________________________________________________

Вильтон и остальные взирали на светлое знамение, словно завороженные его великолепием, они даже позабыли на время о наступающей нежити. Величественные сияющие крылья, озаренный символ Эрафии, залившие стены своим светом, вернули людям доблесть и отвагу в сердца. Черный ледяной ужас исчез, остался лишь обычный, естественный для любого нормального человека в бою страх, не шедший с прежними чувствами ни в какое сравнение.