Камень третий. Дымчатый обсидиан
Шрифт:
По каким местам я водил его караваны, Кан!.. Дети тьмы, стиги… я только три года назад вспомнил, как выглядят простые смертные разбойники, честное слово.
Я одно время жалование получал, как средней руки полководец… Это сейчас я никому не нужен и нанимаюсь простым воином да роли отыгрываю со скуки… Со скуки… Во время войны я так ждал мира… все ждали… а на деле оказалось, что мне в мирном Омнисе нет места…
Но караван в Нави — это, пожалуй, способ вспомнить былые времена…
— Ты о чем? — Кангасска, который успел заслушаться рассказом, такой переход, мягко говоря, удивил.
— Это новый маршрут торговой гильдии, — с готовностью объяснил Немаан. — Как и все маршруты, что берут начало из Лура… ну в этом ты лучше меня разбираешься…
— Намек понял… — Кангасск нахмурился, оценив
— Так вот… — Немаан сделал широкий жест, призывай тем самым своего хмурого собеседника оглядеться вокруг. — Ты ничего не замечаешь?
Ха!.. Тут долго гадать не нужно… Рассованные по карманам холодные Лихты (день выдался жаркий и душный); звучащий со всех сторон мажий жаргон, на котором общаются и понимают друг друга только коллеги; и — неназойливый, но стойкий «запах» магии: Лихты, заклинания для снятия усталости и тому подобные мелочи, без которых закоренелый маг чувствует себя неуютно.
Как амбасиат Кан видел также несколько человек, в магических чашах которых плескалось прилично перерожденной магии: амбасиаты среди наемников также присутствовали.
А девчушка лет шестнадцати, разговаривающая с характерной хрипотцой, без сомнения — Марнс.
— Ну? — спросил Немаан.
— Семь магов. Один Марнс. Семь амбасиатов. Десять простых воинов. Не считая самих торговцев и меня, — заключил Кангасск.
— И? — Немаан лукаво прищурился.
— Я не придал этому особого значения, когда нанимался, — пожал плечами Кан. — Так, мимоходом подумал, что это, должно быть, очень ценный груз.
— Нет, — покачал головой Немаан. — Это первый караван в Нави. И он дойдет с боем. Мне ли не знать, как открываются маршруты…
— Понял, — кивнул Кангасск. — Скажи, что мне ожидать.
— Детей тьмы, — Немаан пожал плечами. — Стигов — вряд ли: их осталось слишком мало.
— Расскажи мне о них.
— О ком?
— О моих врагах. Детей тьмы я еще не встречал…
Маг посмотрел на Кана с сочувствием. Или просто показалось — из-за этого облика: убеленный сединами воин-ветеран действительно посмотрел бы так на новичка, которому еще столько всего предстоит.
— Хорошо… — Немаан шумно выдохнул. — Слушай и мотай на ус, Дэлэмэр…
Глава тридцать первая. Котёнок
«Письма к Кангасску Дэлэмэру
год 15007 от п.м.
декабрь, 2, бывшая Ничейная Земля, развалины г. Кириак
Дыхание схватывает — такой мороз. Каждый, кто хочет выжить, набивает теплых Лихтов под одежду. Но мне тяжелее, чем остальным… Меня душит не только холодный воздух. Я — Марнс, не по праву рождения, а благодаря дару Косты, но это ничего не меняет.
Обычные люди видят лишь руины и сверкающий, засыпанный хрустким снегом лес. Они оглядываются по сторонам; то и дело кто-то обронит: как красиво.
Они не ведают о сотнях зорких глаз, не ощущают присутствия — того, что заставляет меня бороться за каждый вдох и выдох, которые даются мне с хрипом, с болью, так ИХ много…
Теплый шарф, — я замотал им лицо, — согревает воздух, которым дышу. Горячий бальзам, — я цежу его маленькими глотками через край чашки, — греет меня изнутри и придает сил. Я жду. И меня не удастся взять измором, как беднягу Джармина.
Я сын миродержцев и сам миродержец.
Я пришел за Эльмом Нарсулом.
Я пришел положить конец войне, которую сам начал семь лет назад.
И я не отступлюсь, даже если останусь один!
Я велел своим людям разбить лагерь на месте руин и строить укрепления. Работа спорится. Боевой дух высок как никогда. Еще бы! Эйфория! Один-единственный шаг до победы!
Но я подобных настроений не разделяю.
…Я смотрю на лица своих магов и воинов — и Горящий играет со мной жестокую шутку… На кого бы я ни глянул, я вижу — словно печать на судьбе: смерть, смерть, смерть…
И — впервые за семь лет войны — я не взял с собой Милию. И не обещал ей вернуться.
Я даже не посвятил родителей в свои предчувствия и планы.
И — с этого дня — каждое мое письмо к тебе, Кангасск Дэлэмэр, может стать последним. Я не буду надеяться, что сумею написать следующее и досказать что-то.
Я не знаю, сколько осталось писем. И не хочу знать.
По интерстиции Бревир навийский караван двигался всего два дня и лишь на третий день пути свернул на южное ответвление торгового тракта.
Дорога давно не использовалась — это было ясно с первого взгляда: она поросла редкой жесткой травкой, в которой Кан безошибочно узнал незабвенный лунец; и еще — по краям дорогу здорово потеснил лес.
С этого дня настроения в караване резко изменились, и бывалые воины теперь вели себя так, словно ступили на вражескую территорию. Полная тишина, лишь изредка нарушаемая отрывочными фразами, когда в том возникала необходимость; полное внимание; частая смена часовых по ночам.
И — каждый, будь он маг или воин, то и дело бросал выжидающий взгляд на Тимай — девочку-Марнса — и прислушивался: не начнет ли кашлять, не появится ли характерный сип при дыхании… День, другой, третий — и все признаки появились. И уже, стоило девчушке ненароком кашлянуть ночью, наемники просыпались все и сразу же начинали тревожно озираться по сторонам.
В отличие от них, Ученик миродержцев спал куда спокойнее, ибо его харуспексы об опасности молчали. Хотя чувство, что кто-то наблюдает за караваном и за ним лично, было. Надо сказать, оно здорово расшатывало нервы; порой даже приходилось усилием воли заставлять себя не оборачиваться в сотый раз, а просто ехать дальше.
На четвертый день пути потянуло сырым воздухом…
Караван шел прямой дорогой на бывший Кириак, откуда уже планировалось прокладывать путь до Нави. Дорога эта в самой середине наворачивает петель через донгоровый лес. А где донгор — там болото, они друг без друга не существуют…
…На седьмой день пути мир потонул в стелющемся по земле болотном тумане.
От жары и сырости кашлять начали все. Тимай пришлось особенно тяжело. Отпаивая девчушку шалфейной настойкой, выданной ему на прощание Рафдаром, и шепча что-то ободряющее, Кангасск на самом деле пребывал мыслями в прошлом: вспоминал свое плаванье с Орионом, сыном звезд. Тогдашний туман, пусть и не столь густой, как этот, тоже не предвещал ничего хорошего. «…нападут. Я бы напал»…
Но все было тихо… Поскрипывание старых донгоровых деревьев; вспархивающие и перекликающиеся в тумане птицы; шепот наемников… грязная серость вместо неба… и — бесконечное ожидание, которое, как известно, куда хуже боя.
Раньше, до войны, здесь оставались спокойные земли. Граница Дикой Ничейной Земли, где следовало опасаться магии страха и острых зубов детей тьмы, проходила гораздо южнее, за озером Тай. Но Эльм Нарсул плевал на устоявшиеся границы. Он пришел и поднял спящие воинства. Древних, забытых миром темных существ. А затем подчинил их и бросил на Омнис…
Шесть лет прошло после войны — и до сих пор на каждых воротах, в каждом городе сидит Марнс. А для забытых мест, вроде этой дороги, война и не кончалась.
Дети тьмы умеют ждать. И у них чуткий сон…
Кангасск спал неспокойно, то проваливаясь в небытие, то поднимаясь в реальность, где его трясло от ночного холода и промозглой сырости. Но все же это был сон, и он давал возможность отдохнуть от трудного дня.
И тут в этот сон ворвалось нечто непонятное, жуткое и дикое. И сердце дрогнуло, отозвавшись болью… Кангасск проснулся, как от удара, и, приподнявшись на локте, завертел головой, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в ночном тумане.