Каменные скрижали
Шрифт:
Все уже были в сборе, однако никто не обратил внимания на опоздание советника, народ столпился у приемника, комментатор толковал о подавляющем перевесе бронетанковых дивизий, вторгшихся на Синайский полуостров. Ультиматум обеих держав арабское сообщество осуждает, комментатор выразил надежду, что Советский Союз и Соединенные Штаты сумеют обуздать агрессора и не допустят расширения конфликта.
О Египте говорилось с симпатией: приняв решение сопротивляться, Насер взывает к совести всего мира. Нет сомнений, Израиль и в одиночку победит, а такие державы, как Англия и Франция, и подавно одолеют Египет, однако нельзя допускать, чтобы решающим
В Будапеште притихло, непрерывно заседающему Центральному комитету представлены требования рабочих. Среди русских солдат распространены листовки: «Советские солдаты! Не стреляйте в венгерских рабочих и крестьян! Наша революция смела Ракоши и Гере, открыла ворота тюрем…»
Иштван заметил, как Байчи яро вскинулся и зорко оглядел лица сотрудников, те, однако, слушали с невозмутимостью, достойной всяческих похвал.
— Товарищи, — начал Байчи, набрал полную грудь воздуха, выпрямился, словно обрел прежнюю самоуверенность. — Правительство Имре Надя объявило о, предстоящих реформах на благо народа. В стране восстановлен порядок. Мы не должны верить империалистической пропаганде, которая изо всех сил старается посеять смуту в умах, не только толкнуть нас на братоубийство, но и впутать в конфликт с нашими союзниками затем, чтобы отвлечь внимание от нападения на Суэц.
В депешах, полученных мною из Будапешта, говорится, что положение находится под контролем, партия и правительство… Шифровальщик украдкой вертел регулятор громкости приемника, чтобы свести голос диктора до едва слышного шепота, но Ференц подтолкнул его, рука сбилась, и во весь голос загремело: — Русские войска, численность которых постоянно возрастает, ссылаются на Варшавский Договор… «Если они не уйдут по доброй воле, мы готовы денонсировать этот договор и объявить Венгрию нейтральным государством», — заявил венгерский премьер-министр. Все головы повернулись в сторону приемника, Керень виновато съежился.
— Выключи! — крикнул Ференц, ему показалось, что шифровальщик слишком медлит, и он сам выдернул вилку приемника из розетки.
Коломан Байчи внезапно осунулся, побледнел, словно его ткнули кулаком под сердце. Он громко проглотил слюну, пожевал клейкими губами. В кабинете царило молчание. Юдит пододвинула послу стакан с водой. Он пил большими глотками, прикрыв отечные веки.
— Товарищи, — сказал он тихо. — Ситуация в мире может толкнуть нас… Однако это правительство, вероятно... Очень просил бы вас избегать ненужных доверительных контактов, чем дальше сейчас от американцев и англичан, тем лучше. То есть я хотел сказать «от французов», — поспешно поправился он. — Зато я всячески рекомендовал бы вам встречи с дипломатами из нашего лагеря, особенно с товарищами из советского посольства. Я сам обратился… — он потер безвольной ладонью обвисший, неаккуратно выбритый подбородок. — Поймите, читая вот это, — он поднял газету и потряс шелестящими страницами, — они могут и в нашем поведении заподозрить измену. Будьте рассудительны, лучше сыграть дурачка, даже труса, чем своими заявлениями дать доказательство, что у нас начался разлад. То, что я говорю, разглашению не подлежит.
Все стояли, ожидая более подробных указаний, однако посол тяжело сел и жестом дал понять, что можно идти.
«Он практически в нокдауне, хоть все еще силится держать руль, притворяется, что предвидел события. А не пришло ли ему в голову после этого сообщения, что вдруг может оказаться;
— Товарищ посол, — наклонился Иштван через письменный стол. — Сегодня вечером я буду в «Ажанс Франс пресс», так чтобы между нами не было недомолвок… Я хочу знать.
— Вас это не касается, Тереи, — прохрипел Байчи. — Я тоже хочу знать всю правду, хватит, я побегал с завязанными глазами.
Да, он явно на грани душевного краха и заслуживает только жалости.
Остаток дня усталый Иштван предназначил для отдыха, но сон не приходил, не успев лечь, Иштван вскакивал, выискивал по радио свежие сообщения, позвонил в здешний ТАСС Кондратюку, тот уверил, что в Венгрии заключено соглашение, перемещения войск имеют целью вывод прежних гарнизонов и только подстрекатели способны усмотреть в них маневр с целью взять Будапешт в кольцо, упомянул о негласных переговорах Надя с Микояном, прибывшим с особыми полномочиями и в присутствии журналистов высказавшим удовлетворение результатами совещаний.
— Не волнуйтесь вы так, товарищ Тереи, у нас успокоительные сведения… Рабочие не отдадут фабрик, крестьяне не выпустят из рук земли, агитация реакции потерпела провал.
Но калькуттское радио сообщило, что советские войска взяли под контроль аэродромы и венгерским летчикам доступ к самолетам закрыт.
— Сааб, Агра звонит! — надрывно крикнул повар, держа трубку кончиками пальцев так, словно та была обжигающе горяча.
— Это я, — донесся издали голос Маргит. — Как ты там? Есть что-нибудь из дому?
— Нет. Но мне как-то спокойней. Ситуация проясняется.
— Я тебе нужна?
— Да, — пылко ответил он. — Ты же знаешь.
— Тебе действительно хочется?
— Жду. Когда будешь?
— Завтра. Прилечу вечерним рейсом. Может, встретишь меня? Я буду одна.
— Опять на несколько часов или останешься в Дели?
— Зависит от тебя. Тогда до завтра.
— Буду в аэропорту. Целую.
— А еще я хочу попросить у тебя прощения, — долетело из дальнего далека. «Что она такого сделала? В ту ночь я бросил ее, оттолкнул, стоило разразиться восстанию, а моим оказаться под угрозой, Маргит стала лишней, хуже того, ее как не было, перестала существовать».
— Прощения за что?
— Я о тебе дурно подумала. Он вздохнул с облегчением.
— Не имеет значения, глупости. Видно, заслужил.
— Нет, не глупости. Мне показалось, ты меня не любишь.
— Люблю. Это тебе еще не надоело?
— Не говори так.
— Выспись, как следует. Подумай, всего один день…
— Ужасно долго, целый день.
— Думай о том, что я сказал.
— Я помню, но от этого не легче. Не могу, так хочется уже быть с тобой.
— Ты всегда со мной.
И через несколько секунд, словно после раздумья, полный горечи шепот:
— Ты счастливый, если в это веришь.
— До свидания, солнышко.
В дверях кухни стоял Перейра, свет лампы припорашивал его непокорные седые волосы, он прислушивался, готовый услужить.
— Мисс Уорд приедет завтра? — спросил он, чтобы удостовериться, а сам протирал салатницу, дыша на стекло и наводя блеск.
— Завтра вечером, — подтвердил советник.