Каменные скрижали
Шрифт:
— Я спеку ананасный торт, — размечтался повар. — Очень хороший, — вдруг бросил быстрый взгляд и спросил: — Сааб, правду на базаре говорят, что англичане пошли войной на мусульман?
— Нет. У англичан не та сила, что прежде. Только пугают.
— Англичане, это были настоящие господа. Служить у офицера королевы не всякий удостаивался. Сгоряча он мог сапогом поддать, но зато как платил!.. Ну, и дешевле все было тогда, с тех пор, как они ушли, рис подорожал втрое. В голове не укладывается, как такая сила позволила выгнать себя отсюда? Разве что хитрят, наверняка, они задумали какую-то
— И ты уже забыл, как рис вывозили в Африку, а здесь по деревням тысячи с голоду, мерли. Все по англичанам тоскуешь.
— У меня все было. А риса и теперь на всех не хватает. У одних есть, у других нет. Есть англичане, нет англичан — так было, так будет.
— А теперь кого предпочел бы: русских или американцев? — протянул ему Иштван папиросу.
Закурить при нем повар не осмелился. Спрятал папиросу за ухо и, жмурясь, заявил:
— Венгров. Когда англичане ушли, меня взяли венгры, и я к ним привык. Один уезжает, передает меня новому, и можно жить. Если саабу придется, порекомендуйте меня, пожалуйста…
— Ты думаешь, я скоро уеду?
— Кто может знать? Для меня ваш приезд как рождение, а отъезд как смерть. Я жив с разрешения сааба. Все зависит от щедрости вашей руки. Я это помню, изо всех сил стараюсь.
— Пока что я не собираюсь уезжать, — пожал плечами советник.
— В Венгрии перемены, по радио говорили.
— Только на самом верху, в правительстве.
— Начинается сверху, а кончается внизу, камень с вершины стронется — в долине обвал. Шофер посла мне шепнул, — повар приложил ладонь к груди и поклонился с видом смиренного дурачка, — будут большие перемены. И тогда я подумал…
— Вот разве что шофер, — рассмеялся советник, сведя разговор к шутке.
На следующее утро взволнованный голос диктора сообщил по радио, что английская авиация совершила налеты на Каир, Порт-Саид и Александрию, французский крейсер потопил египетский фрегат, а шлюпки с уцелевшими моряками вколотил в воду пушечным огнем. Над подвергшимися бомбежке городами стоят столбы дыма, разрушения огромны, имеются многочисленные жертвы, главным образом, среди беднейшего населения. С самолетов на бреющем полете расстреливают толпы беженцев. «Международное положение резко осложнилось, — в голосе диктора звучало предупреждение, — мир на планете находится в величайшей опасности». О Будапеште все словно позабыли. И Тереи с облегчением решил, что в Венгрии окончательно затихло.
«Слава Богу, — вздохнул он. — Возможно, мы все ошибаемся, когда ищем связь между восстанием и нападением на Суэц».
Крашенная суриком ограда с поручнем жгуче алой чертой рассекала плоский простор травянистого летного поля. Вдали заходило желтое, как бы остывшее, солнце, перистые листья пальм рисовались на фоне заката четкими вырезными силуэтами. Иштван сидел за столиком; теплый подвижный воздух навевал запахи выгоревшего на солнце луга, стынущего бетона, смазки и бензина. Мошкара облаками взмывала из травы, недолго роилась на желтом рассеянном свету и затем таяла на фоне неба. Тереи мял пальцами соломинку, через которую высосал бурую жижицу кока-колы. За спиной молчало ангароподобное здание аэропорта, это тревожило. Съежась над своими узлами, сидели две женщины
Стрекот цикад то примолкал, то снова набирал силу, назойливый, усиливаемый эхом от алюминиевого навеса. В безбрежном пространстве царил великий покой. Внезапно раздался рев моторов, по бетонной посадочной полосе катился самолет, о его прибытии по радио не объявили, он незамеченным соскользнул с неба на травянистое поле, его винты еще бешено крутились, и мошкара серым дымом заклубилась над травой, тщетно стремясь избегнуть их сосущей мощи.
Иштван ждал. Самолет был не агрский, хотя агрский по расписанию должен был прибыть четверть часа назад. В справочном бюро никто не знал причины опоздания.
Стюардесса повела через поле к выходу реденькую кучку прибывших. Какой неуклюжий виду этих стюардесс в европейских мундирчиках! Иштван побрел к воротцам с надписью «Выход», просто так побрел, мысль, что может встретиться кто-то знакомый, даже в голову не пришла. Из недр самолета летели чемоданы и стянутые ремнями постельные скатки, в размахе, с которым шла разгрузка, сквозило какое-то раздражение.
— Хэлло! Мистер Тереи, — воскликнул дородный, почтенного вида прибывший и взмахнул поднятым зонтом.
Иштван узнал доктора Капура.
— Откуда самолет?
— Из Бомбея, — темное лицо в лучах заката отливало бронзой. Доктор надул щеки, обрамленные черными бакенбардами. — Но я из тех, кого вернули из-под самого Каира, там пожар, аэропорт нас не принял… И Хайфа тоже не разрешила нам посадку, велели убираться прочь под угрозой обстрела, а какие-то корабли в море открыли по нам огонь, я видел как бы зарницы под нами и жемчужные бусинки, но они поднимались так медленно, что мы успели улепетнуть, — бурно жестикулировал доктор. — Только Басра нас приняла, оттуда нас вернули через Карачи в Бомбей… Я видел войну, настоящую войну.
— К счастью, издали.
— Нет, очень близко, в Карачи громят еврейские магазины, мусульманский мир кипит, поди-ка, объявят святую войну. Англофранцузская акция доставила Насеру толпы сторонников, он теперь вождь. О, везут мои вещи. Мерзавцы, кофры сверху навалили, все подавят, — Капур метнулся к тележке и взялся раздергивать готовую рухнуть груду брезентовых чемоданов. — Так что наслаждайтесь вечерним покоем, дорогой, кто знает, может быть, это в последний раз.
Загрохотал репродуктор, извещали о прибытии самолета из Агры.
Иштван издалека высмотрел Маргит, она шла, выпрямясь во весь рост, в пламени рыжих волос. Ее обогнал коротышечка в мятой белой одежде. Всех остальных пассажиров явно задерживали, чтобы этого коротышку могла встретить толпа с гирляндами цветов. Встречающие низко кланялись, а коротышечка со скучающим видом позволял накидывать гирлянду за гирляндой себе на шею, тут же сбрасывая их на согнутую в локте руку сопровождающего. — Подождите, пожалуйста, — преградил дорогу Иштвану охранник. И пропустил прямо на поле огромный «кадиллак», подпрыгивающий на кочках.