Каменный фундамент
Шрифт:
— Угадал. Пойдем сейчас в партбюро к Ивану Андреевичу. Приехал фотокорреспондент из «Огонька», будет снимать кое-что на заводе для журнала. И Катюшу снимет, и тебя тоже.
Алексей тихо ахнул:
— Для журнала? Меня? Ну, брат Алеха… — Но тут же себя оборвал и сказал строго и решительно: — Нет! Катенька — дело другое. А я не подхожу. Для журнала, чтобы на всю страну, не дотянул еще. Катенька и медпунктом.заведует, и депутат городского Совета. Меня еще рано показывать.
— А может, не рано?
Алексей подумал.
— Конечно, если так, не от себя
— А Катю спроси, — засмеялся я, — она тоже скажет: «Или вдвоем, или одного Алексея».
— Ну, сказать-то она, может, и скажет, — растерялся Алексей, — но только там дело другое…
— Все взвешено и учтено, Алеша, — сказал я, развязывая ему фартук. — Партийная организация считает, что и ты заслужил.
— Чего же ты тогда канитель разводил? Сразу бы так и сказал! — Он быстро смыл политуру с рук, полив сначала на них керосином, потом протер растительным маслом и наконец вымыл горячей водой с мылом. — Как знал я, сегодня побрился… Погоди, к начальству схожу доложусь.
Перед уходом Алексей внимательно осмотрел рабочее место, выключил электрическую плитку, на которой подогревалась вода, среди стружек обнаружил маленький медный шуруп и бросил его в фанерный ящичек.
— Цена ему, конечно, три копейки, — сказал он, заметив мой взгляд, — но дело не в этом. Видишь, винтик, гвоздик валяется — подбери: государственная ценность. Ты думаешь, на чем я свои двадцать две тысячи сэкономил? Из воздуха вместо дерева сделал вещь? Нет. Вот так, по крупицам, и собрал. День пройдет — двадцать копеек на гвоздях, гривенник на шурупах, пять копеек на вате, еще пятачок на масле, там клей, политура… Ну, а больше всего, правду сказать, на электричестве да на торцах. Доски я стал так размерять, что никаких лишних припусков. Посмотри — в отходах ни одной чурбашки не найдешь, только стружки да опилки.
Вернулся Алексей от начальника цеха очень быстро.
— Пойдем, — сказал он, ногой отбрасывая упавшую на пол метлу. — Пойдем… Хороший мужик новый начальник у пас, толковый, решительный, а вот — привык я, что ли? — пойдешь и вспомнишь Зину. Тебе-то она пишет?
— Недавно получил письмо. Не посчастливилось ей: гибель Леонида подтвердилась.
— Это-то я знаю, Ксения мне рассказывала. Новее нет ничего?
— Пока ничего. Да что теперь может быть новее?
— Да, — вздохнул Алексей. — А сколько она, поди, сил своих на розыски загубила?
— Больше года искала. Зато добилась ясности, исчезли всякие сомнения. Я одобряю ее. Правильно, до конца выполнила долг к человеку.
— Да, не каждая так может, — заметил Алексей. — Ну
— Зачем же ей сюда приезжать? Ленинград для нее город родной.
— Да. А я думал… — начал было Алексей и остановился. — Тебе, конечно, виднее…
Он торопливо пошел к двери, но после нескольких шагов его, как магнитом, подтянуло к верстаку Волика. Взлохмаченный и вспотевший Волик обрабатывал рашпилем верхник с ажурной резьбой, должно быть для большого библиотечного шкафа. Едва успел Алексей всплеснуть руками и, горько сморщив лицо, выкрикнуть: «Запорол, насмерть запорол!» — как Волик, отбросив рашпиль в сторону, предостерегающе поднял ладонь:
— Извиняюсь…
Потом взял с окна скатанный в трубку чертеж и, развернув его, стал объяснять, выписывать пальцем в воздухе замысловатые завитушки. Алексей поглядывал то на закрепленный в верстаке верхник, то на чертеж, то на беспокойно двигающийся палец Волика. Постепенно лицо его стало светлеть и приняло знакомое, чуть лукавое выражение. Он даже слегка прищурил один глаз.
— Эге! — я скорее догадался, чем расслышал то, что сказал Алексей. — Ты хочешь верхник по длине разделить на три части и в сочленениях дать точеные шпили?! А? Вообще-то не худо… Лучше, чем сплошной, не так давить будет… Валяй, валяй… Хотя в общем-то и старинка.
Одобрительно толкнув Волика в бок, он вернулся ко мне, и мы пошли дальше. Но тут к Алексею подскочил один из молодых мастеров, парень лет девятнадцати, с лицом, так густо забрызганным бейцем, что можно было подумать: не озорник ли какой плеснул в него из ведерка?
Алексей ухватил парня за щеки и повернул к свету.
— Сам?
Парень утвердительно кивнул головой и поманил Алексея к своему верстаку. Я последовал за ними. Вывинтив из струбцинки протравленную бейцем доску с наклеенным на нее полированным овальным наплывом и подавая ее Алексею, парень спросил:
— Дядя Леша, ставить на место можно?
Алексей повертел доску в руках, погладил ее полированную поверхность, приставил к стене, отдалился немного, полюбовался, склонив голову сперва в одну сторону, потом в другую, покосился на совсем почти законченную опорную часть трюмо, для которой и предназначалась эта доска.
— А ну-ка, ну-ка, Костька, это что? — и стал показывать парню на изъян в доске, похожий на трещину.
Костя недоверчиво улыбался. Алексей нахмурился, постучал ногтем по полированному наплыву.
— Незаметно будет, дядя Леша.
Алексей возмущенно поднял плечи.
— Я зашпаклюю цветной замазкой, а потом… — заторопился Костя.
Алексей взял доску за кромки и с размаху ударил ею о колено. Доска разломилась надвое. Алексей подержал половинки в руках, словно прикидывая, сколько весит каждая, а затем хладнокровно швырнул их в кучу стружек.
— Понял, Костя? — спросил он оторопевшего парня. — Не под черный лак, а под светлую политуру делаешь. Ошибся, так жалеть себя нечего, переделай с самого начала как полагается. — Он выбрал ему новую доску. — Вот из этой получится вещь.