Камуфлет
Шрифт:
8 августа, в то же время, + 19 °C.
В доме на Малой Конюшенной улице, потом в I Выборгском участке
Кругом какая-то гадость, поле, усеянное птичьими трупами, а вдалеке кто-то кричал. Родион Георгиевич подскочил с дивана, на котором заснул в халате, кинулся спасать, но вовремя сообразил, что опять трезвонит телефонный аппарат. Стряхивая клочки сна, коллежский советник прошлепал голыми пятками по полу и схватил рожок.
– Ванзаров слуфает, – хрипло сказал
– Господин начальник, утренние газеты уже прочли? – спросил Джуранский с интонацией, с какой полкам объявляют начало войны.
– Что?.. Газеты?.. Какие газеты?
– «Новое время».
– Мечислав Николаевич, который час?
– Девять часов три минуты, если не врет хронометр.
– Благодарю… А что с газетами?
– Через четверть часа буду около вашего дома. Разрешите выполнять?
Как раз хватило времени, чтобы вылить на голову кувшин воды, кое-как причесаться и накинуть пиджак. Софья Петровна выходить из спальни отказалась, впрочем, как и впускать в нее мужа. Потому через дверь были оставлены строжайшие инструкции: квартиру не покидать, про дачу не вздумать, а за провизией отправить дворника, дав на чай, ему же поручить растопку самовара, а самой не прикасаться. Супруга слабым голосом просила оставить ее в покое, есть-пить она вовсе не намерена, а если у кого-то осталась хоть капля сожаления, так он не пойдет на проклятую службу, а съездит за дочками.
Чтобы жена не запуталась с замком, Родион Георгиевич дверь не запер, слетел вниз, крикнул Епифанову подняться к госпоже за поручением и успел выскочить из ворот как раз в тот момент, когда Джуранский остановил полицейскую пролетку.
Забравшись на протертый диванчик, отвозивший на себе сотни задов преступников и стражей порядка, Ванзаров потребовал прессу.
Помощник не только заботливо раскрыл нужную страницу, но и позволил указать на объявление внизу колонки.
Сложно понять, что испытывает чиновник сыскной полиции, когда видит, как его не то что провели, а сделали полным дураком и посмешищем. Выставить на всеобщее опознание «чурку» да еще пригласить полгорода – это похлеще будет, чем возить в святом ковчежце. Это требует особого таланта. Или непроходимой глупости служебного усердия. Проявить такую могли только двое: Джуранский или Шелкинг. Ротмистр сам поднял тревогу и пребывал в смущении. Значит, остается один кандидат.
В ледяном спокойствии явился в Выборгский участок коллежский советник и потребовал пристава. Подполковник был оторван от завтрака, утирающим следы яичницы с губ. На лице его читалось откровенное удивление столь раннему визиту важного чиновника.
– Могу ли знать, Ксаверий Игнатьевич, кто позволил заниматься самоуправством в розыскном деле? – Родион Георгиевич мог чеканить простые слова как служебный приговор.
Пристав выразил глубокое непонимание вопроса.
Тогда Ванзаров сунул газету под нос и допросил:
– Вафа работа?
Шелкинг, сощурясь, прочел и заявил, что объявление не подавал.
– А где «чурка», то есть тело?
– Отправлено еще вечером в морг академии, – подполковник, кажется, считал это само собой разумеющимся.
– Кто отдал подобный приказ вам?
– Вы, ваше высокоблагородие.
Родион Георгиевич принюхался: пристав завтракал только с чаем. Тогда почему несет подобную ахинею?
– Извольте
– Вчера вечером в шестом часу вы, господин Ванзаров, лично телефонировали и приказали доставить тело в морг академии. Что и было исполнено.
Джуранский осторожно покосился на начальника. Судя по усам, «командир» пребывал в бешенстве, смешанном с глубокой растерянностью. Но это мог увидать только опытный глаз помощника. Для всех остальных коллежский советник пребывал в думах, а потом спросил:
– Пристав, вы уверены, что телефонировал я?
– Безусловно.
– Могу ли знать, какие у вас факты?
– Да какие факты, когда голос ваш!
– Допустим. А еще?
– Да вот, извольте… – И тут Шелкинг запнулся. Потому что не смог найти никаких иных доказательств. Выходит, он выполнил приказ голоса, похожего на ванзаровский, и даже не испросил письменного подтверждения. То есть совершил служебное преступление. И теперь его… Столько лет лямку тянул, год до пенсии, так что ж, этот субчик под монастырь подвел? Не бывать этому! Давно он недолюбливал господ зазнавшихся из сыскной, вот и поквитается…
– Господин коллежский советник, – официальным тоном начал пристав. – Мое отношение к служебной дисциплине известно. Если изволили отдать приказ телефонируя, для меня этого достаточно. Самоуправством не занимаюсь. На том стою и стоять буду.
Подполковник и вправду решил стоять насмерть.
Что остается делать? Бросить все и ехать за дочками? Но ведь с ними Глафира, значит, будут сыты и присмотрены. А тут дорога каждая минута.
Родион Георгиевич выскочил из участка, как свежее пиво из бочки.
8 августа, в тоже время, +19 °C.
Угол Арсенальной улицы и Полюстровской набережной
Ломаные бочки, драные веревки, сгнившие бревна и доски, а также прочие ошметки невесть чего густо покрывали берег реки. Неподалеку располагались баржевые склады леса и пеньки: все, что в хозяйстве отслужило срок, по древней русской традиции выкидывалось за забор. Отчего сама собой выросла помойка.
В это утро Тимошка Ермолаев, грузчик с пристани, мучился болезнью понедельника. Жажда требовала прикладываться к ведру и вливать в страдающий организм изрядные порции жидкости. Живот, вместивший без малого литра три, раздулся под рубашкой, но голове от этого легче не становилось.
Тимошка испил еще водицы и собрался прогуляться до ветру. Далеко идти не пришлось. Вся артель справляла естественные нужды за забором, среди живописной свалки.
Парень выбрал местечко, прикрытое горой досок, приспустил веревочку, держащую порты, и насладился.
Сзади визгливо залаял Тузик – кудлатая собачонка, которая кормилась при артели, за что и получала подпаленную шерсть, тычки в нос и прочие шутки добродушного народа.
– А ну, кыш, погибель, – лениво прикрикнул Тимошка.
Тузик внимания не обратил, а надрывался противно и громко.
Тимошка подпоясался, поддернул порты и лениво приблизился к скотине, желая отвесить ей хорошего пинка. Но так и застыл столбом, вытаращив глаза и раззявив рот.
Собачонка прыгала как заводная, облаивая предмет, которому на свалке быть не полагалось.