Канал имени Москвы
Шрифт:
Трофим прекрасно знал, что существовало когда-то такое искусство — фотография. В примитивных формах его и сейчас пытались возродить. Но белым мутантам никакая фотография не требовалась. Этот дебиловатый мальчик в обычном состоянии вряд ли и линию-то ровную проведёт. Пока не побелеет кожа. И тогда они умели впадать во что-то типа транса или пойди их мать пойми! Начинали говорить множеством голосов, а рука, хоть глаза и закрыты, да слюна изо рта, словно сама начинала бегать по бумаге.
Богомерзкие твари! Их рисунки не просто отличались пугающим натурализмом. Картинки хороши, ничего не скажешь, как настоящие, хоть ч/б, хоть в цвете. Только в полицейском департаменте они считались стопроцентным доказательством. Вот
В принципе, решение верное, поди его там разыщи среди таких же богомерзких тварей. Да только у Трофима везде найдётся свой человечек, или кто там… А моторист сохранил себе страховочку, картинку зачистки Вербилок. То ли Юрий Новиков начал его вербовать (вообще-то, неожиданная активность увальня Трофима не особо тревожила, не будь он сыном шефа, лежать бы ему уже на дне канала), а может, сдуру решил чего себе выторговать. Дойди рисунки мальчугана до гидов, тут уже не то что Трофиму, самому шефу головы не сносить. Он даже собрался было ликвидировать угрозу. Свой человечек в «Бледных вампирах» (или кто он там) получил команду перерезать фотографическому мальчику горло. Но по зрелом размышлении Трофим решил, что собственный белый мутант и ему не помешает. А с ушлым мотористом он поиграет, как кошка с мышкой.
Трофим теперь уже ласково подмигнул мотористу, а тот, дурень, даже смутился. Трофим ещё веселей разулыбался, посмотрел на рым. И… нахмурился. Машины перестали работать. Лишь где-то вдалеке бурлили подводные гейзеры. Трофим нахмурился ещё больше. С рымом творился явный непорядок. Прямо на глазах, поднимаясь из воды и хищно извиваясь, по нему ползли побеги дикого винограда.
Трофим не знал, откуда ему известно о винограде, но был почему-то убеждён, что это именно так. Тесня и расталкивая друг друга, стебли напирали всё больше. Трофим поморгал. Э-э, а виноградные-то листочки себе не промах: некоторые складывались пополам, раскрываясь и закрываясь, как зубастые рты, да и сам рым теперь стал похож на нечто волосатое, полное копошащихся червей и явно живое. А ещё этот непереносимый звук — то ли далёкое воробьиное чириканье, то ли стрёкот множества мерзких сверчков.
— Немедленно уберите эту гадость! — возмутился Трофим и замахал на бакен руками.
— Спокойно, шеф. Тс-с, тихо. Там ничего нет, — быстро прошептал моторист. — Я вас предупреждал: это сирены.
Трофим уставился на ушлого моториста, а потом снова посмотрел на рым. Раскрыл было рот, но… бакен был абсолютно чист.
— Ты ничего не видел? — теперь в свою очередь прошептал Трофим. — Как же…
— Пожалуйста, тише, — снова попросил моторист.
Ворота верхней головы медленно поползли вниз, скоро они скроются под водой, и перед ними предстанет бьёф Тёмных шлюзов. Пока никакого ощущения угрозы оттуда не исходило, и моторист подумал, что это дурной знак. Там, за воротами, было зло, и когда оно начинало таиться, ничего хорошего это не сулило. С громким пустотным звуком, как будто кувалдой ударили по металлической бочке, ворота встали. Но в следующую секунду их движение возобновилось. Моторист почувствовал неприятную сухость в горле.
— Чёртовы птицы! — пожаловался Трофим.
Моторист настороженно посмотрел на него и уже жёстче повторил:
— Тише!
Трофим насупился, затем поднял указательный палец, словно вспомнив о чём-то, да так и остался сидеть с открытым ртом.
Вот оно как бывает. Он слышит птиц. Безжалостный мастер зачисток оказался восприимчивым и раскис, как чувствительная девочка. Птицы — это плохо, как говорится, хуже только райские кущи. Что-то сирены нашли в Трофиме, и теперь это может быть опасным для всех. А ведь Хардов оказался прав — не стоило шефу сюда соваться. По глазам видно, что изрядно закинулся слизью, зрачки аж с радужку,
Перед тем как окончательно уйти в воду, ворота снова остановились. Моторист посмотрел на свои ладони, влажные от напряжения. Больше он не думал о Трофиме. Пора забирать швартовый и выходить из шлюза. Тишина сделалась гнетущей.
Далеко впереди, за стрелкой с Морячкой было видно, что по обоим берегам канала стоит густой туман.
И хотя Тёмные шлюзы были единственным местом на канале, где туман иногда пытался стелиться почти над самой водой, полностью затягивая русло, даже здесь такое случалось крайне редко. Ближе к закату и, конечно, после него. Сейчас стояло ранее утро. Для того чтобы пройти эти два километра между пятым и шестым шлюзами, в распоряжении оставался целый длинный летний день. Да только здесь хватало и собственных чудес. А главное, сирены могли завести куда угодно и показать любую картинку. Моторист вспомнил рассказ единственного выжившего на полицейской лодке. Как шли они в тот роковой день по каналу на электроходу и даже удивлялись спокойствию Тёмных шлюзов. Всё было хорошо и привычно, канал и канал, надёжная полицейская лодка, может, лишь краски чуть ярче…
«А потом я словно проснулся, — рассказывал выживший. — И понимаю, что давно уже иду пешком по суше, не в лодке, вы понимаете, по суше, а вокруг густой туман, и товарищи мои бредут в полусне, как послушные овцы, к какой-то склизкой твари. Всю-то её не видно в тумане, вроде огромного слизняка. А некоторые из парней уже прилипли к её бокам, покрытые слизью, но самое страшное были их счастливые улыбки. Я как вспомню эти их улыбки, до сих пор всё холодеет внутри».
А выжил он лишь потому, что оказался менее восприимчивым. Развернулся и побежал наугад, не ведая дороги. Повезло ему тогда, выскочил прямо к каналу, недалеко от брошенной лодки. Вернулся на пятый шлюз один и совершено седой, но зато жив.
«И нам повезёт, — подумал моторист, — если сумеем проскочить Морячку. Дальше должно быть легче. Хорошо, если лодка Хардова не особо оторвётся вперёд, с гидами как-то надёжней». Трофим даже если и придёт в себя, пока, конечно, не решится на конфликт с Хардовым, невзирая на все угрозы. Только не на Тёмных шлюзах — намного дальше. Лишь посвящённые знали о тайных сношениях Новикова с капитанами Пироговского речного братства. И всё было решено списать на них. Они пообещали свою поддержку, хотя мстительный Трофим собирался сыграть роль первой скрипки. Вот и вертится вокруг пулемёта, как кот вокруг сливок. Мотористу это очень не нравилось. Творились какие-то неправильные дела. На его взгляд, пироговцы были намного опасней гидов.
Моторист смотрел на открывшийся фарватер. Вроде бы всё было чисто. Заметил, как край лодки Хардова показался из-за стрелки — они вовсе и не спешили оторваться от них.
От этого моторист почувствовал себя гораздо спокойней. Как бы то ни было, но здесь, на Тёмных шлюзах, людям лучше держаться поближе друг к Другу. «О Хардове все говорят, что он нормальный мужик», — мелькнуло в голове у моториста нечто, отдающее явной двусмысленностью.
— Надоели эти кошки-мышки! — вдруг обиженно взорвался Трофим и угрюмо посмотрел по сторонам.
— Шеф, пожалуйста, — несколько раздражённо попросил кто-то.
Моторист посмотрел на воду. Только что он увидел, как из неё выпрыгнула небольшая рыбёшка и, прежде чем погрузиться, пролетела над поверхностью какое-то расстояние. Потом ещё одна. И ещё — целая стайка летучих рыб с сияющими радужными плавниками в ореоле брызг. Только на канале не было летучих рыб. Лицо моториста застыло. Присмотревшись, он увидел что-то зловещее в облике прыгунов. Не рыбы это вовсе, какие-то карлики, словно злобные феи из детских кошмаров. Он закрыл и открыл глаза. Зловещие феи исчезли. Лишь весёлые полоски брызг над поверхностью воды. И далёкий ещё различимый шёпот…